Теплое сердце вампира
Шрифт:
Примерно через три часа или несколько больше массивная железная дверь темницы распахнулась и Равис, одарив девушку взглядом, полным ненависти и безумия, вытащил ее из противной комнаты, пропитанной запахом крови и страха, снаружи обработав раны целебной мазью, и проводил до первого этажа дворца, по пути приказав забыть пребывание в подвале и прочие наказания и не общаться с господином на эту тему. Со следующего утра пренеприятный дворецкий более не издевался и не наказывал горничную, а та в свою очередь, ежедневно наблюдая за Алесом, все сильнее и сильнее понимала, что ее чувства к нему растут.
—
— П-простите, господин… Я… я случайно. Я… просто хотела вас разбудить, — засмущавшись и покраснев от неожиданного пробуждения Алеса, попыталась извиниться за свой проступок девушка, не надеясь избавиться от наказания, коим никогда не пренебрегал Равис, но так и ни разу не воспользовался генерал-вампир, чем вызывал большие опасения у влюбленной в него горничной.
— Успокойся, — перебил ее Алес и, также мягко прикоснувшись к голове девушки, медленно провел по ее прекрасным серебристым волосам, наслаждаясь их теплотой, понемногу переходящей в жар, а затем кротко улыбнулся, тешась ее неопытностью, — ты такая милашка, когда стесняешься.
После этой фразы, бездумно брошенной 212-тилетним вампиром, лицо Мареи стало таким красным, что было трудно разглядеть на нем и так большие, а теперь и вовсе огромные, редкие для своей расы малиновые глаза. Осознав это, девушка быстро прикрыла лицо руками и выбежала из комнаты, не обращая внимания на просьбы Алеса остаться, летящие ей вслед, и совершенно забыв сказать своему господину о том, что принесенная ночью девочка проснулась. К слову о ночи, вернее о том, что произошло по возвращении вампира с дворецким домой…
— Марея! Девчонка, ты меня слышишь? Да, где же она прячется?! — прокричал появившийся в центральном коридоре дворца раньше своего господина Равис, грубо окликая горничную, тем временем, будучи носителем древнего, но ныне мало кому нужного родового искусства Борно — скульптуры, вырезавшую в своей небольшой комнатке на первом этаже маленькие статуэтки своего возлюбленного из чистого белого мрамора, на который девушка потратила все свои накопленный за прошлый месяц денежки.
Уронив от резкого позыва свое почти готовое творение, после удара разломившееся на две примерно одинаковые части, опечаленная утратой сувенира девушка выбежала из комнатушки и помчалась в главную залу, всей душой желая увидеть Алеса. Не подозревая, что ее там ожидает, Марея, чудесным образом избежавшая падения на небольшой, состоящей из четырех ступеней лесенке, мгновенно очутилась около прекрасного шерстяного ковра, аккуратной дорожкой ведущего от парадного входа на второй этаж, и не открывая глаз, задала заготовленный ранее и с нетерпением хранимых девушкой вопрос:
— Господин, рада вас видеть. Как прошла поездка? Вы нашли, что хотели?
— Привет, Марея. Хорошая была поездка… или прогулка. Ах, не бери в голову. Мы с Рависом просто решили немного прогуляться. Только, вот, найти голубую слезу я не сумел. А… чего это ты такая счастливая? — добродушно ответил даже по виду несчастной девушке прибывший во дворец уставший вампир, не столько желая
— Ой, простите, господин. Я… я случайно. Не подумайте ничего плохого, я… просто рада вас видеть, — по-прежнему не открывая глаз, но внезапно покраснев, ответила горничная, приопустив свою голову, дабы скрыть от господина свое стеснение.
— Эмм… Марея, ты меня слышишь? — вновь обратился к девушке удивленный ее странным поведением, но нисколько не смущенный этим вампир, продолжая держать на руках девочку-рабыню, о существовании которой даже не подозревала продолжающая смотреть в пол Марея, не желая взирать на своего господина глазами, полными любви, в присутствии дворецкого, которого она продолжала бояться сильнее смерти.
Заметив, что не менее милые, чем сама девушка ушки горничной навострились и слегка повернулись в его сторону, как бы отвечая на вопрос и желая внимать каждому слову, Алес продолжил:
— Будь так добра, приготовь одну из комнат на втором этаже ко сну.
— Для кого? — услышав просьбу, горничная не выдержала, и ее глаза широко распахнулись, направив взор ярких малиновых кружков прямо на укрытую дорогим плащом Алеса девочку, мирно спавшую на его руках. — Господин… Кто это?
— Марея, я конечно же рад общаться с тобой и видеть твою улыбку, — Алес ненадолго замолчал, наблюдая за стремительно меняющимся выражением лица девушки. — Но могла бы ты не мучить меня вопросами… хотя бы сегодня. Давай… поговорим обо всем завтра. Согласна?
— Господин, вы не должны спрашивать, а я не имею права отказать, но… вы же, итак, знаете мой ответ, — закончив, горничная мило улыбнулась, продолжая подозрительно смотреть на девочку, статус которой ей по-прежнему был не ясен.
— Тогда отправляйся прямо сейчас, я пойду следом, но по пути зайду в погреб и выберу бутылочку вина для завтрака. Постарайся управиться побыстрее, я не смогу долго держать ее на руках, — в конце вампир слегка качнул головой, как бы показывая, о ком говорит, но Марея этого уже не видела, потому что ее голову заполнили бессчетные мысли, напоминавшие девушке о всех мучениях и наказаниях, пережитых ей до приезда Алеса.
— Господин, простите меня за дерзость, но не могли бы вы… не поторапливать меня такой фразой, — едва справившись со страхом первый раз получить наказание от своего настоящего господина за точно описанную в «Книге о рабах и слугах», одном из немногих сборников законов «Братства Крови», провинность — поучение господина, негромко попросила горничная, за что сразу же была награждена злобным взглядом Рависа, не попадавшего в поле зрения Алеса.
— Отчего же? — взгляд вампира тут же сделался заинтересованным, но остался таким же мягким, не выражающим никакой агрессии и недовольства.
— Да чего тут спрашивать? Накажите ее, господин! По всем законам Братства, — вмешался в разговор дворецкий, заставив съежится от страха или от воспоминаний несчастную, одинокую служанку. — Ей поможет только порка или…
— Сгинь! — в первый раз не только Марея, но и Равис ощутили всю мощь ужасающего крика командира 3-й чернознаменной армии ее святейшества Мракотени. — Когда ты, жалкий червь, чью никчемную душонку соблаговолил принять мой отец, чье тело он кормил каждый день и согревал теплом кровати и дворца, приобрел власть надо мной? Я не слышу? Молчишь?! То то же. Убирайся!