Тёплый ключ
Шрифт:
Юра долго слушал. Мальчик наконец опустил локти, повернулся; солнце сверкнуло на его серебряной трубе.
Юра насторожился:
— Ты, может быть, Валя Спицын?
— Да. Ну и что же?
Некоторое время мальчишки молча разглядывали друг друга. Горнист — коренастый, широкоплечий, сильно загорелый — угрожающе поднялся с пенька:
— А ты откуда взялся?
— Из «Искорки». Здорово ты играешь. Вот бы мне так…
— Я сюда заниматься пришёл. А ты зачем? Мешать?
— Нет. Я всегда слушаю, как ты играешь. И в завтрак, и в обед, и в ужин. Вот бы мне так!
Белобрысый смягчился:
— Ну, тогда сиди и не вякай.
Он опять вскинул
Глава вторая
НЕ НАДО ПРИНИМАТЬ МЕРЫ
Летние одноэтажные дома в «Искорке» разбросаны по территории лагеря далеко друг от друга. Дорожки между ними посыпаны жёлтым песком и обложены по краям белыми кирпичиками, через каждые двадцать метров стоят скамейки и урны для мусора. У этих урн автоматические крышки: нажал ногой педальку — и крышка поднимается. Скамейки красивые — они выкрашены в голубой цвет — и удобные, с выгнутыми спинками, но на них почему-то никто никогда не сидит. Ребята предпочитают кусты и всякие дикие полянки, которые Владимир Павлович ещё не успел «привести в культурный вид».
А больше всего нравится ребятам играть в зарослях на излучине ручья, возле домика, где помещается отряд малышей. Там стоит старая-престарая ива. Под её ветками, свисающими до самой земли, очень удобно сидеть — как в шатре. Здесь обычно собирается редколлегия «Пионерского отдыха».
Сегодня она заседает в полном составе. На это заседание пригласили и Юру.
— Ты, оказывается, поэт, — сердито говорит Саша Колечкин, потрясая тетрадочным листом. — Почему же ты до сих пор ничего не давал в нашу газету?
Юра смущён. Он узнаёт свой почерк на листке и укоризненно говорит Гале Котовой:
— Зачем ты показала? Ведь я написал для тебя…
— Почему только для неё? — возмущается редактор Саша. — Это годится для всех!..
— Подожди, Колечкин. Как же так? — вмешивается Лиза Бабкина. — Это неудобно — в газету. Там же ясно написано: «Как хорошо дружить с тобою, Галя».
— Ну и что? А дальше… — Саша читает вслух:
Идти в поход — нести твою лопатку, Разбить для твоего звена палатку, Варить картошку вместе на костре…Это же лирика! Понимаешь, хорошие товарищеские чувства. Надо, чтобы все так относились… Возьмём хотя бы Пушкина: «Я помню чудное мгновенье, передо мной явилась ты». Это он ведь написал тоже одному человеку, а читают все уже больше ста лет и ничего неудобного не находят, даже со сцены поют! А почему? Да потому, что, повторяю, это лирика, хорошие чувства!.. Одним словом, предлагаю поместить Юрино стихотворение целиком. Кто за?
Ребята, убеждённые горячей Сашиной речью, дружно поднимают руки.
И Галя согласно кивает, отчего её соломенные косы разлетаются в стороны.
Она ревниво говорит Юре:
— Куда это ты исчезаешь каждое утро после завтрака? Вот уже целую
— Правда! — подхватывает толстяк Митя Смирнов. — Я сегодня весь лагерь обыскал, чтобы позвать его на редколлегию. Так и не нашёл!
— Отставить посторонние разговоры! — перебивает Саша. — У нас на повестке ещё важный вопрос. Есть предложение написать заметку о том, что пора наконец устроить хотя бы один настоящий поход. А то что это такое — пионеров везут на автобусе, а сзади тащится грузовик с термосами, поварихой, медсестрой! Кто мы, в конце концов, пионеры или инкубаторные цыплята? Давайте…
Сашины слова заглушил сигнал горна. Он прогремел над головами ребят из репродуктора, укреплённого на стволе старой ивы.
Потом раздался голос Владимира Павловича:
— Внимание, внимание! По сведениям бюро погоды, ожидается гроза. Поэтому запланированная на животноводческую ферму экскурсия отменяется. Вместо неё будет проведена беседа на тему «Закаляйся, как сталь». Никуда не расходиться, прибыть на беседу без опоздания.
— Ну вот! — горько усмехнулся Саша. — Я же говорил, что мы как инкубаторные.
Ребята подняли головы к небу. На горизонте лежали розовые облака, похожие на взбитые сливки, над головой звенели мошки, ярко светило солнце.
— Какая там гроза, — насмешливо сказала Лиза Бабкина. — Чудесная погода!
Беседу проводила докторша Алла Игнатьевна. Она рассказала про стафилококков, которые миллионами заводятся в порезах и ссадинах, и что их убивает салициловый спирт. Но самое лучшее — беречься от царапин, тогда никакая салицилка не понадобится. Вообще, по словам Аллы Игнатьевны, получалось, будто воздух чуть ли не до стратосферы кишит микробами и всякими там вирусами, и нужно всего остерегаться круглые сутки.
На толстяка Митю Смирнова это произвело такое сильное впечатление, что он после беседы очень долго мыл руки и даже хотел облить хлоркой килограмм сухого компота, который ему в воскресенье привезла мама. Хорошо, что его вовремя удержали. И никто, в общем, так и не понял, почему беседа называлась «Закаляйся, как сталь».
А Юру эта беседа неожиданно вдохновила. Сразу после отбоя он забрался в постель и принялся сочинять стихотворение:
Разве так закаляться надо — Всего бояться, прятаться, как крот? Пионер моего отряда, Шагай своими ногами в поход!..Но дальше этих строчек дело не пошло. Юра вертелся, вертелся с боку на бок и сам не заметил, как уснул…
А проснулся он от страшного треска и грохота. Летний домик вздрагивал и трясся, его тонкие стенки скрипели, стёкла дребезжали.
Темень за окном разрывали вспышки молнии, деревья отчаянно бились на ветру и шумели.
Все ребята проснулись, повскакали с коек, кто-то даже захныкал. Юра тоже вскочил, прильнул к окну, потом набросил на плечи куртку и сунулся было к выходу, но не тут-то было: вода подступила к самому крыльцу; она казалась чёрной и, зловеще ворча, лезла на ступеньки.