Теплый шоколад на десерт

primavera

Сосредоточенно перебирала в уме события минувшего дня и с ужасом ощущала, что воспоминания словно заблокированы. Весь вчерашний день разбился на отдельные кусочки, а они перепутались и не желали складываться в единую картину. Она не помнила боли до того момента, пока не очнулась в машине скорой помощи. Ничего не понимала и не соображала, была как пьяная.

Встреча и интервью с мисс Дюваль, затем чернота и пустота. Следующее, что четко отложилось в памяти, визит Кэла в больницу. Затем снова провал.

Закрыв глаза, Джиллиан заставила себя мысленно вернуться во вчерашний день, хоть это оказалось достаточно трудно и болезненно.

В воспаленном сознании взорвался яркий калейдоскоп перепутавшихся событий, вызвав легкое головокружение.

Кажется,

она пришла в себя около шести часов или немного позже, и отметила, что Кэл пообещал вечером заскочить и поболтать, Джиллиан отказалась от анальгетиков и антидепрессантов, зная, что они вызывают галлюцинации. А промедол действует на нее подобно «сыворотке правды», она не помнила, что именно, но была уверена, что успела наболтать Кэлу во время его дневного визита много лишнего.

Кэл всегда был невероятным, порой невыносимым, но очень интересным человеком, и его общество Джиллиан всегда считала приятным, не смотря на его ужасный характер, с удовольствием проводя с ним многие часы за бутылочкой хорошего вина или просто болтая ни о чем. Но все же случались моменты, когда видеть рядом с собой Лайтмана, чувствовать на себе его цепкий изучающий взгляд, улыбаться и вести светскую беседу, обмениваясь взаимными ироничными замечаниями, было мучительно.

Вчера был именно такой случай. Она все еще ощущала страх перед случившимся, беспомощное чувство растерянности и совершенно не имела сил и желания выслушивать колкие, насмешливые замечания и комментарии Кэла, и тем более подвергнуться напористому допросу. А Лайтман жаждал вытянуть из нее ответы на вопросы, даже в полуобморочном состоянии, находясь под действием наркотиков, она ощущала его нетерпение и видела хищный блеск в глазах охотника, нацелившегося на добычу.

Но так уж вышло, что она сама не знала ответов на многие из них. А на некоторые не желала отвечать: выворачивать душу наизнанку даже перед Кэлом, особенно перед ним, она не могла. Границы, что они провели между собой, все еще оставались незыблемы, и допускать Лайтмана в свое личное пространство она не собиралась.

Больничная койка и так мало похожа на уютный и мягкий диван, превращается в орудие пыток когда ломит все тело и малейшее движение отдается тупой болью в затылке, где от удара о стену образовалась внушительная гематома, обожженные ладони горят огнем и от бессилия изменить что-то хочется плакать. А если ко всему этому добавить ожидание…

Джиллиан не находила себе места, ерзая на жестком матрасе, то откидываясь на спину, то привставая, кусала губы, сдерживая стоны, но по- прежнему отказывалась от обезболивающих лекарств. Мужественно терпя боль. Боже! Как же ей хотелось, чтобы начался ливень, ураган, землетрясение, все что угодно, что могло задержать Кэла и не дало возможности приехать к ней вечером. Она не готова к встрече с ним. Она боялась встречи с ним. Она не хотела, чтобы он снова увидел ее слабой и потерянной, она не хотела разрыдаться при нем жалея себя. Ей нужно обдумать стратегию своего поведения на трезвую голову, когда разум не замутнен лекарствами, что активно вливали ей в кровь на протяжении последних часов. Нужно собрать саму себя, вернуть на место кусочки, все еще не подчиняющиеся разуму и воле, нужно хотя бы приблизительно стать той Джиллиан, которую привык видеть Кэл.

Фостер с внутренним трепетом ждала Лайтмана, убеждая себя, что все в порядке, она справится, смотрела на часы, отсчитывая минуты, и молила Господа задержать его.

Силилась вспомнить события, ускользавшие от нее. В голове начали прорисовываться более четкие и подробные картины. Вот она, убежав от невыносимо гостеприимной и разговорчивой мисс Дюваль, оказалась в спасительной тишине автомобильного салона, рванула с места, словно убегает от преследования, сердце ухает где-то в горле, перед глазами туман из слез. Чуть успокоившись и отдышавшись, она захотела позвонить Кэлу, решив сообщить о своем возвращении, выпустила руль из правой руки

и пошарила на пассажирском сиденье машины, обнаружив отсутствие сумочки на привычном месте. От испытанного потрясения, чуть не выехала на встречную полосу, чудом избежав столкновения с вальяжным джипом, поняла, что покидая мисс Дюваль, стремясь избавиться от своей боли, забыла у нее в доме не только сумочку с телефоном, но и рабочую видеокамеру. Как бы ей не хотелось, а пришлось вернуться в особняк. Правда, чтобы попасть в дом, ей пришлось искать объездной путь из-за недотепы водителя, неосторожно выгрузившего ворох белоснежной пластиковой мебели на проезжую часть. Это маленькое происшествие отвлекло ее от тяжелых мыслей и даже вызвало легкую улыбку. Такие же столы и стулья были на их с Алеком свадьбе, и они так увлеклись поцелуем, что опрокинулись навзничь на клумбу с цветущими фиалками, и часто вспоминали об этом происшествии, хохоча и пугая друг друга: «А если бы там росли кусты роз!»

Бросив машину на граничащей с национальным парком тихой улочке, Джиллиан попала в особняк через задний дворик, заросший давно не стриженным вечнозеленым кустарником. Узкая аллейка, вымощенная мраморной щербатой плиткой, привела к открытой, покосившейся веранде. Не стоило труда понять, если фасад особняка более-менее поддерживали в презентабельном виде, то его тыльная часть выглядела весьма убого.

Поднявшись по скрипучим расшатанным ступеням, Джиллиан постучала в стеклянную, забранную решетками дверь.

– Как хорошо, что вы вернулись,- сияя улыбкой, встретила ее мисс Дюваль, распахнув звучно скрипнувшее французское окно, – а я уже начала думать, как вам вернуть оставленные вещи. Проходите в дом.

– Нет, нет,- Джилл отрицательно покачала головой, и тут же взмахнула руками, чуть не упав, хватаясь за косяк, тонкая шпилька попала в щель между дубовых досок, покрывающих пол веранды, – ох!- Сердце бешено колотилось, и Джилл ощутила, как по спине стекает капелька ледяного пота.

Банальное интервью с пожилой леди, на которое рассчитывала Джиллиан, выезжая утром из дома, превратилось в череду испытаний и падение, завершившееся переломом ноги или сотрясением мозга, оказалось бы достойным финалом.

– Что вы, деточка, на вас же лица нет. Я не могу вас так отпустить. Я же буду волноваться, вдруг с вами что-то случится по дороге,- безостановочно тарахтела пожилая дама, вцепилась своими сухонькими, но сильными пальцами в запястье Джилл и потащила за собой в дом, усаживая в кресло. – Кружка горячего крепкого кофе вам просто необходима,- всплеснув руками, еще сильнее заволновалась, – у меня современная кофеварка, племянник подарил, пара минут и кофе будет готов…

Около десяти часов вечера Джиллиан сдалась. Она устала терпеть боль, она устала ждать Кэла. Пришедшая медсестра сделала укол. От капельницы Фостер отказалась: пришлось бы еще некоторое время лежать неподвижно на спине, наблюдая, как лекарство капля за каплей поступает в вену. Это ожидание ей было не по силам. Хотелось свернуться клубочком, завернуться в покрывало с головой и дать волю давно сдерживаемым слезам. Уже проваливаясь в забытье, она со злорадством подумала, даже если Кэл все же сподобится притащить сюда свой тощий зад, то застанет ее мирно спящей.

…попытка остановить мисс Дюваль оказалась тщетной, несмотря на свой почтенный возраст, пожилая женщина была необычно подвижной. Джиллиан смирилась, что уйти сию минуту не удастся, печально усмехнулась и присела на краешек кресла, приготовившись ждать. Легкие, шелестящие шаги старушки стихли, в отдалении скрипнули дверные петли, и в доме наступила тишина. Приятная, умиротворяющая, и пахло чем-то давно позабытым, как в детстве.

Прикрыв глаза, Фостер потерла безымянными пальцами виски, ощутив признаки приближающейся головной боли, вероятно мисс Дюваль права, чашка крепкого кофе сможет вернуть ей бодрость духа. А до намеченной встречи еще есть время.