Теракты и диверсии в СССР. Стопроцентная раскрываемость
Шрифт:
ОБЪЕКТИВНОСТИ РАДИ
В процессе проверки оперативных сигналов дающих основание подозревать того или иного гражданина в причастности к агентуре иностранных разведок, требуется особо тщательное, скрупулезное исследование всех деталей и событий, связанных с деятельностью подозреваемого лица. Только в этом случае можно установить искомую истину. С одной стороны, это, допустим, негласное обнаружение шпионского снаряжения у подозреваемого — такого, как шифры и коды, средства тайнописи и микрофотографии, заграничные адреса конспиративных квартир противника, оружие, яды, развединструкции по сбору сведений и другие вещественные доказательства. Подобные факты давали основание передавать собранные оперативным путем материалы в следственный
Отсутствие же прямых улик заставляло нас разбираться с каждым фактом, бросающим тень подозрения на проверяемого нами человека. И, честное слово, я получал громадное удовлетворение, когда после проверки всех подозрительных моментов убеждался в непричастности того или иного человека к преступным акциям, хотя на проверку уходило немало сил и времени. Расскажу об одном таком деле, которое мне пришлось вести в конце 50-х годов.
Это было в 1957 году, во время Всемирного фестиваля молодежи и студентов. В Москву тогда наехали десятки тысяч иностранцев. Поэтому под наблюдение, исходя из наличия наших оперативных сил и средств, мы брали только известных нам разведчиков, которые могли использовать обстановку для встречи со своими информаторами из числа советских граждан. К таким разведчикам относился и сотрудник посольства США в Москве, которого назовем условно Ансон. Будучи профессионалом, Ансон, видимо, без труда обнаружил за собой слежку и, выбрав удобный момент, оторвался. Через 20 минут его «шевроле» был обнаружен в районе Выставки достижений народного хозяйства. Именно в этом районе были расселены американская и английская делегации, прибывшие на фестиваль.
Мы тут же оповестили находившихся здесь наших людей, помощников и даже дружинников с целью быстрейшего обнаружения Ансона.
Вечером от нашего переводчика поступило примерно следующее сообщение: «Днем я находился в районе телефонов-автоматов у главного входа на выставку. В это время там появился иностранец, похожий по приметам на разыскиваемого американца. Он направлялся к телефонам-автоматам. Я среди слоняющихся там граждан приблизился к будке, из которой намеревался позвонить иностранец. При наборе им номера я четко зафиксировал первые пять цифр. Иностранец на английском языке попросил к телефону господина Федорова. Видимо, тот был у телефона, и между ними состоялся разговор. Иностранец хотел передать абоненту фотоаппарат и пленки, для чего собирался выехать к нему домой. Далее иностранец спросил собеседника: «А при чем здесь полиция?» После каких-то объяснений абонента заявил: «Хорошо, я согласен, в 16.00 по московскому времени у кафе «Красный мак»…» Сообщение, хотя и опоздало, представляло оперативный интерес, и на следующий день Федоров был установлен. Наряду с изучением и проверкой достоверности полученного сигнала мы, как правило, запрашиваем архивный отдел с целью уточнения, нет ли там материалов на интересующего нас человека. Ответ на этот раз ошеломил не только меня, но и мое начальство и коллег по работе. На запрос из архива прислали два толстенных тома дела-формуляра (так ранее назывались дела в НКГБ и МГБ) на Федорова Виктора Константиновича. Из обобщенной справки, составленной при сдаче дела в архив, вырисовывалась следующая картина.
В.К. Федоров, инженер с высшим образованием, с блестящим знанием немецкого и английского языков, в начале войны работал в советском торговом представительстве «Амторг» в США.
По сообщениям добровольных помощников НКГБ, а также других сотрудников «Амторга», вел себя заносчиво не только с сослуживцами, но и вышестоящим начальством. Установил внеслужебные связи с американцами, подозреваемыми в причастности к американской разведке. Совместно с ними посещал ночные кабаре, рестораны, в том числе кабак, содержавшийся русским белоэмигрантом. Ухаживал за дочерью бывшего цыганского барона, бежавшего после революции из России в США. Собирал и записывал характеристические данные на сотрудников советского представительства. В деле имелась справка о том, что прибывший в США из СССР финансовый инспектор
Наконец, главное: Федоров по личной инициативе задержал отправку грузов по лендлизу, используя прибывший из СССР в США пароход для транспортировки второстепенных, незапланированных поставок, что расценивалось как акт экономический диверсии.
Все вышеперечисленное дало тогда основание НКГБ для отзыва Федорова из США и его ареста, как только он прибудет с караваном англо-американских судов в Мурманск. В деле находилось постановление на арест Федорова 15-летней давности. Оно тогда не пригодилось, так как Федоров в Мурманск не прибыл. По наведенным справкам, пароход, на котором Федоров был отправлен из США в Англию, был торпедирован в районе Исландии немецкой подводной лодкой и затонул. Погибли сотни людей. Видимо, погиб и Федоров, так решили чекисты.
Однако после войны, в конце 1945 года, Федоров вдруг объявился в Москве, в форме офицера Красной Армии, с двумя орденами Великой Отечественной войны. Он зашел на квартиру своей жены, которая к этому времени, считая мужа погибшим, вторично вышла замуж за знакомого внешторговца. Они и заявили в НКГБ о неожиданном появлении Федорова. Оценка была однозначная: Федоров заброшен американской разведкой в качестве агента-нелегала для выполнения разведывательного задания. Но, несмотря на энергичные меры розыска, Федоров пропал. Найти его не смогли в течение нескольких лет. С годами дело сдали в архив.
Как обычно бывает, через кулуарные каналы пополз по комитету слух, что Удилову повезло: он вышел на крупного шпиона-предателя. Все это, естественно, заставляло потрудиться сразу по двум направлениям — перепроверить достоверность изложенных в архивном деле событий и фактов и наладить негласный контроль за деятельностью Федорова в настоящее время, и если он является американским шпионом, то обязательно должен иметь постоянно действующую конспиративную связь с противником, на чем можно было бы его захватить с поличным.
Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается! Много усилий потратил я в розыске, расспросах и допросах свидетелей «преступной деятельности» Федорова периода войны. Не меньших усилий стоила мне и организация негласного контроля за его поведением в конце 50-х годов. Работал он в то время специалистом по микровзрывам и бурению в шахтах. Проводя эксперименты, разъезжал по всей стране. Я же, естественно, за ним. В конечном итоге, мне все же удалось найти почти всех свидетелей прошлой так называемой преступной деятельности Федорова. И вот какая получилась картина.
Виктор Константинович Федоров был личностью весьма одаренной, даже талантливой. По интеллекту среди своего окружения был на голову выше. Свое мнение, подчас прямое и нелицеприятное, высказывал всем, невзирая на должности и положение в обществе. Особенно это касалось ряда чиновников, пристроившихся в США, в «Амторге». Некоторые из них делали все, чтобы удержаться на этом теплом местечке во время войны. Федоров открыто высмеивал подобных, а они платили ему пасквилями и доносами, используя факты из его служебной деятельности, однако придавая им совсем другую нравственную, политическую окраску.
Так появился донос, что квартиру Федорова навещает подозрительный американец, хотя по последующим показаниям того же Суркова (он отчетливо запомнил этот случай) это был всего-навсего рабочий-дегазатор по уничтожению в доме клопов и тараканов. Выкинув концовку, заявитель придал своему донесению совсем другое звучание. То же самое было с заявлением на Федорова о сборе им установочных характеристик на сотрудников Внешторга. На самом деле это были подготовленные к Новому, 1942 году дружеские шаржи, как всегда, едкие и точные. Без этой мотивировки они носили совсем другой, политический характер.