Терапия неисправимой
Шрифт:
Я настолько погрузилась в булимию, что перестала нуждаться в каких-либо контактах: у меня не было ни друзей, ни подруг, на уроках я лишь молчала, думая о еде и сигаретах (в 13 я начала курить, эта привычка преследовала всю нашу семью, кроме брата и бабушки). Учеба мне была также не важна, как и общение, я занималась ею ровно до того уровня, чтобы меня не исключили.
Получать удовольствие от нее я уже тогда не могла, т. к. не была этому научена: весь мой семейный опыт говорил лишь о неком долге, а никак не об удовольствиях. Все надо было делать сквозь призму «надо». В итоге я сидела на лекциях (в нашем лицее были лекции и семинары как в вузе), мечтая о целом ведре кавардака – фирменного блюда моего дедушки, который после отставки взял на себя быт, пока моя мама – его дочь – зарабатывала на всех. Даже мои сны были нередко посвящены еде и тому, как объедаюсь, от чего я в ужасе просыпалась.
В мастерстве рвоты за эти годы
Правда, однажды мой план дал сбой, и этот пакет был обнаружен, но это ни к чему не привело. Тогда я решила, что это к счастью. Со временем я еще больше усовершенствовала технику рвоты, мое безумие вдохновляло меня: вместо воды я пила мыльный раствор. В какой-то момент я посчитала, сколько раз в день вызываю рвоту: мой рекорд – 6 раз за сутки. Мне было тяжело элементарно пить, не срываясь в попытки «очиститься». Говорят, что человек опускается на дно, но я была уже где-то ниже, почти у самого ядра Земли.
Все это время я пребывала в депрессивном состоянии с регулярными приступами дереализации и деперсонализации. До сих пор помню, как шла по улице и мне стало казаться, что все вокруг – декорация, даже небо искусственное. Будто я нахожусь в игрушке наподобие снежного шара, чьи стенки сейчас лопнут и карточный домик мира рухнет. Расстояние до предметов стало странным: оно то увеличивалось, то уменьшалось, все вокруг пульсировало. Было ощущение, что я могу протянуть руку, дотронуться до неба и почувствовать его плотность – ведь оно было лишь частью коробки, в которой находится мир. И я действительно поднимала руку, чтобы ощутить вещественность неба и солнца. Разумеется, ничего не происходило, от чего казалось, что я опрокидываюсь на спину и начинаю проваливаться в пустоту, отдаляясь от всего вокруг. Это была смесь «Шоу Трумана» и «Алисы в стране чудес». И в такие моменты я была искренне уверена, что это и есть реальность. Точнее, полная нереальность, которая никогда не закончится. Позже я выработала механизм совладания с такими состояниями, заземляясь через прикосновения к предметам с ярко выраженной текстурой (кора ближайших деревьев, шероховатые кирпичи домов). В 30 я открыла для себя духи: ароматы тоже дают мне ощущение какого-то якоря. Самым любимым стал аромат The Matcha от Le Labo. Да, спустя годы я научилась получать удовольствие.
Тогда, в далекие школьные годы, я боялась выходить на улицу и разговаривать. Мне казалось, что все вокруг знают о моем внутреннем и внешнем уродстве и смеются над этим. Я понимала, что никому нет до этого дела, но избавиться от навязчивых мыслей не удавалось. Мне было страшно.
Сейчас я читаю книгу про историю Кристофера Найта, ушедшего жить в лес на 27 лет (он жил бы там и дальше, если бы не был пойман на воровстве съестного из детского лагеря), и понимаю, что в свои школьные годы тоже не отказалась бы от отшельничества, я все равно была замкнута и жила в своей голове. Мне так было проще. Я и сейчас предпочитаю затворничество, но, в отличие от Найта, я испытываю нежную любовь к благам цивилизации и комфорту в виде ортопедического матраса, теплого туалета и доставки еды: без первого моя остеохондрозная спина болит, без второго я просто не готова жить зимой, а без третьего необходимо выходить на улицу, где часто людно и шумно, если живешь в городе. Пожалуй, моя идеальная жизнь протекает где-нибудь в лесах Карелии в небольшом удалении от какого-нибудь относительно развитого поселка, чтобы была возможность заезжать туда раз в месяц за провизией и пользоваться мобильной связью и интернетом для удаленной работы. Или не в Карелии, а где-нибудь в более теплых, но не жарких местах, в лесах и рядом с горами.
Если же возвращаться к моим школьным годам, то я будто не была полноценным подростком, скорее его личинкой, зародышем: многое из того, что интересовало одноклассников (походы, неформальные тусовки, первые романтические и сексуальные опыты), меня не трогало. Впрочем, позже это также не сильно занимало меня в силу отсутствия особой потребности в своей компании. Да и, честно говоря, даже при желании у меня вряд ли бы получилось наладить такой контакт: я совершенно не понимала, как работают все эти социальные штуки, как технически можно завести дружбу, а не просто ситуативное общение. Мне было непонятно, что и когда нужно говорить, как смотреть в глаза, если это вызывает у меня дискомфорт. Но если со зрительным контактом я разобралась, приучившись смотреть человеку либо между глаз, либо на нос или рот, то с разговорами проблема оставалась
Я была целиком погружена в чтение и свои фантазии: могла специально с учебы спешить домой, чтобы полежать и пофантазировать (тут есть интересный нюанс: у меня афантазия, поэтому мои мечтания представляют собой будто бы проговаривание идей, как если бы я читала книгу, которая сочиняется прямо на ходу). Мое состояние носило в основном депрессивный характер, но порой я сутками читала-читала-читала (я действительно прочитала очень и очень много в тот период, отдавая особое предпочтение немецкой классической литературе и статьям про серийных убийц и секты), не могла спать и остервенело гналась за уменьшением веса и объемов. Я была одержима. Я хотела быть совершенной хоть в чем-то.
Но были и приятные моменты. Из моих немногочисленных воспоминаний об этом периоде жизни сохранилось наиболее ярко два эпизода.
***
Мне примерно 12 лет, я на даче валяюсь на траве, а вокруг разгар лета. Лежа на животе и болтая ногами, я впервые читаю Гессе. До сих пор помню, что это было «Последнее лето Клингзора». Именно с этого момента началось мое увлечение немецкой литературой в целом и Гессе в частности.
***
Вот я сижу на старой перевернутой лестнице, прислоненной к одному из наших дачных домов, курю (вероятно, мне было уже лет 13 в этот момент) и смотрю на солнце сквозь листву и угол соседского дома. Щурясь, я вижу лишь осколки солнца и голубизну неба, вдыхаю приятный тогда и сейчас табачный дым, греюсь и ни о чем не думаю. Ощущение полного счастья и слияния со всем, что меня окружает. Такой полноты принятия существования я еще долго не испытывала.
Глава 3. Университет
К моменту поступления в вуз моя самооценка находилась где-то между полом и ядром Земли, кроме того, я, поглощенная своими демонами, не имела ни малейшего представления о том, куда мне идти учиться и чем же заниматься в будущем. Пойти туда, куда хотелось бы (на психиатрию, философию или ветеринарию), я элементарно боялась, т. к. привыкла чувствовать себя никем, глупым, никчемным и далеким от реальности человеком. Поэтому выбрала специальность, о которой по сути не имела никакого реального представления: реклама. Мне виделось, что там-то моя никчемность не будет замечена, т. к. сама специальность в моем уме была такой же никакой, как и я. Кроме того, эта работа позволяла быстро начать зарабатывать деньги, в отличие от медицинского образования, а висеть на шее семьи я не могла себе позволить: я хотела как можно быстрее обрести полную финансовую независимость.
Я планомерно, через «надо» и «не могу», училась на дневном, параллельно подрабатывая то курьером, то продавцом-консультантом (это был для меня самый ад из-за количества общения), то офис-менеджером. Брать стажировки по специальности боялась, продолжая считать себя никчемной, а кому нужен такой стажер?
Я попробовала марихуану и алкоголь, чтобы снять напряжение, которое уже не удавалось снизить за счет рвоты, голодания, самопорезов. Мне нравился эффект допинга, но я чересчур боялась потерять из-за этого учебу и работу, поэтому не злоупотребляла, все мои эксперименты остались на уровне разовых акций. При этом я пребывала все время в каком-то ажитированном и при этом депрессивном состоянии, которое пыталась заглушить пригоршнями антидепрессанта, имеющего дополнительный бонус для человека с РПП – снижение аппетита вплоть до полного его исчезновения. Помню, как запила кучу таблеток виски, чтобы отрешиться от реальности, и лежала морской звездой на диване, пока окружающий мир еле-еле пробивался к моему сознанию сквозь какую-то вату, воздух был почти вещественным, будто его можно резать ножом.
И вот здесь скучная и грустноватая сказочка, казалось бы, стала приобретать яркие краски: благодаря имиджбордам (вот уж шутка жизни) я встретила человека, которого мое состояние не сильно отпугнуло и в которого я сильно влюбилась. Он поддерживал меня в моменты, когда у меня нашли опухоли в груди (к счастью, затем выяснилось, что доброкачественные), оплатил диагностику в момент, когда произошло сильное защемление лицевого нерва. В общем и целом принц мой состоялся. Сейчас, почти 12 лет спустя, мы по-прежнему вместе. Помимо любви, все так же на имиджбордах я нашла глубокую и важную для меня дружбу: А. стал для меня со временем не просто другом, а братом. И эта дружба длится до сих пор, лет эдак 15. Я никогда не могла предположить, что у меня будет друг, да еще и близкий. И так долго. Забавно, что и муж, и друг тоже не очень хороши в установлении связей, и как-то без ожиданий в отношении друг друга произошло привыкание, переросшее в нечто большее: с мужем у нас есть общие хобби, юмор, взгляды на религию и политику, а также представления о том, какой должна быть обыденность и будущее у пары, а с другом можно под вино обсуждать фотоны, дурацкие телешоу и философию.