Термидор Андрея Кузнецова
Шрифт:
– Понимаю, Борис Алексеевич, всё понимаю, – уже спокойно ответил Синцов.
– Ну, вот, вижу теперь, что всё осознаёшь, всё понимаешь, а то заладил – так точно, да чёрт попутал. Ты же сам чекист бывший, два плюс два сложить сможешь. Так что давай поговорим откровенно.
– Давайте, Борис Алексеевич, я готов.
– Сейчас за твою жизнь, я бы и копейки не дал, тебя с любого конца зацепить можно, хошь перерожденцем объявляй, хошь – убийцей, следы заметающим. Ты сейчас у меня вот где, – Горовой показал Матвею кулак, – Захочу сей момент растопчу, захочу, помилую.
– Я это очень
– Нужен мне человек, вроде тебя в Москве для одного деликатного дела. Справишься, докажешь мне свою преданность, тогда уже по-другому поговорим. В нужде жить не будешь, у меня возможности безграничные, и прикрыть тебя смогу, если что, у меня друзей много, а помощников ещё больше. Я ведь с самим Троцким Революцию делал, сталинистов в расход пускал.
– Времени всё обдумать у тебя было достаточно, так что на раздумье не дам ни минуты. Отвечай здесь и сейчас, будешь мне служить, служить безоглядно и до конца?
– Буду, Борис Алексеевич, я уже всё для себя решил.
– Собственно другого ответа я и не ждал. Ты, Матвейка, не ссы, кто со мной в одной упряжке, тот всегда на коне и о решении своём ещё никто не пожалел, ни Зирин, ни дружок твой Устюгов.
«Надо же, Матвейка, а как ты других своих холопов называешь интересно, они у тебя все Серёжки да Мирошки или для кого-то исключения делаешь. Сразу показал, кто здесь хозяин, ни дать ни взять, барин», – думал Матвей, испытывая к Горовому всё возрастающую ненависть.
– Что я должен буду сделать? – уже вслух ответил Синцов.
– Потом, всё потом, главное принципиальное согласие твоё нужно было, а там так привычное для тебя дело. Есть у меня там недруг один, никак подобраться к нему не могу, вот ты и исполнишь его, но так по-тихому, подсыплешь порошочек один этому человечку, значит, и всё. Готов сделать это, не обосрёшься?
– Готов, Борис Алексеевич, а кого нужно устранить?
– Я же сказал потом, всему своё время. А сейчас иди, отдыхай, вечером банкет ожидается.
***
Матвей, оставшись в одиночестве, спустился к Ангаре, где сидя на камнях, уже в спокойной обстановке занялся анализом последних невероятно насыщенных событиями дней.
То, что он вынес из этого анализа, выглядело совершенно неприглядно. Минимальная задача была выполнена, но результаты превзошли все предположения. Горовой оказался не просто перерожденцем, расплодившим в крае бюрократию. Уже за это предательство Мировой Революции его можно было смело ставить к стенке. Но всё оказалось гораздо страшнее, здесь вырисовывался заговор, настоящий заговор с участием первых лиц НКВД и крайкома Партии.
То, как вербовали Матвея, говорило о масштабах этой организации и абсолютной уверенности её участников в своей неуязвимости. Ведь доставить освобождённую из-под стражи преступницу в НКВД, организовать её расстрел в подвале, вывезти труп в город, где всё обставить как настоящее убийство, невозможно без свидетелей. В один этот акт должно быть вовлечено несколько человек, скорее всего сотрудников УРБ, которые впоследствии будут молчать о своём участии в этом акте. Таким образом, можно сделать вывод, что участвующие в акции люди, так или иначе, вовлечены в
Удивляла и одновременно пугала цель вербовки. Получалось, что Матвея вербовали для ликвидации какого-то ответственного работника наркомата обороны, иначе зачем такая кутерьма. Интересно, рассуждал Матвей, а что если бы я действительно ликвидировал работника наркомата, что было бы со мной. Опять же было не ясно, зачем его, только что завербованного приглашать на банкет, где явно будут участники организации. Неужели тоже психологический ход, мол, вот мы какие, ничего не боимся и ты теперь один из нас, так, что ли. Интересно, кто их так натаскивает. Чем этот Горовой после Октябрьской Революции занимался, может как раз психологическими разработками, это же направление как раз курировал Троцкий.
Хотелось как можно скорее оказаться в Москве, чтобы доложить Ежову, но Синцов понимал, что торопиться в этом деле нельзя. Выходить же на Ежова по телефону было крайне опасно, вряд ли его теперь оставят здесь без наблюдения. Оставался открытым вопрос получения доказательств. Первоначальные надежды на Устюгова, как на возможного информатора для товарища Троцкого были отброшены Матвеем, исходя из действий последнего. Видимо он был настолько сильно втянут в этот заговор, что обратного пути у него не было. Впрочем, чему тут удивляться, если его самого подсадили на такой крючок, что не будь он тайным ревизором, выбора у него бы уже не существовало.
***
Банкет на открытом воздухе затянулся до глубокой ночи. Как и ожидал Матвей, на этой вакханалии присутствовало человек шестьдесят, можно сказать вся верхушка края. Здесь были сплошь руководители партийных органов, Восточно-Сибирского совнаркома, промышленных предприятий, Иркутского военного гарнизона. Среди знакомых лиц Матвей отметил Зирина, Устюгова, председателя коммуны Илларионова. Были и другие непонятные личности, не относящиеся к руководству края.
Банкет начался с поднятия тостов за здоровье товарища Троцкого, за победу Мировой Революции. Но уже через минут двадцать после начала, Мировая Революция была забыта, и во главу угла встал товарищ Горовой, которого называли отцом, вождём, покровителем и пели ему такие дифирамбы, что Матвею порой хотелось заткнуть уши и бежать подальше отсюда, чтобы не слышать эту приторную, постыдную лесть. Сам же Горовой просто светился от счастья, когда слышал очередные слащавые восхваления. Тот самый личный фотограф трудился во всю, только успевая щёлкать затвором фотоаппарата и менять кассеты фотоплёнки.
Стол ломился от кулинарных изысков, по сравнению с которыми утренний завтрак казался жалкой пародией на еду. Обслуживали банкет около десятка официантов, без устали снующих туда-сюда то с новыми закусками, то с пустыми бутылками. Водка лилось рекой, и через пару часов этого пиршества опьяневшая бюрократия, насытившись «хлебом», возжелала «зрелищ». Зазвучала весёлая музыка. Невесть откуда появились полуголые девицы. Выскочив на импровизированную сцену, начали танцевать, высоко задирая ноги и изображая подобие канкана. Разгорячённые зрители, дыша парами алкоголя, приходили в неистовство, когда очередная девица, задрав ногу, открывала взору едва прикрытое сокровенное место.