Терминатор 1965

Осадчий Алексей

Наталья сказалась нездоровой, а я вышел. По хитро-победительной Иркиной морде сразу стало понятно – её режиссура.

– Значит ты и есть Николай, ну а я – Олег, здорово, сосед!

– Здорово, здорово!

Сунул руку в огроменную пятерню «мастера по штанге», тот, радостно оскалившись, даванул, силу демонстрируя, доминатор хренов.

Хозяин, Миша, высокий и очкастый тип, нервно потянулся в рюмке. Понятно, ведомый, статист в сём спектакле, а вот спортсмен главную роль исполняет, стопроцентно. Олежек всё усиливал натиск, я же позволил «расплющить» свою кисть и изобразил, посильно актёрским талантам, нешуточные

болевые ощущения.

Далее, если бы штангист отстал, не стал беспределить в ответ, но наглая ухмылочка тренированного чудака всё и решила. Миша, Ира и ещё один друг, Андрей удивлённо воззрились на рухнувшего на колени приятеля. «Кавказская пленница» ещё не смонтирована, ещё кадры где Трус-Вицин дёргается на коленях, зажатый подельниками в ожидании наезда машины, не стали классикой. Но штангист вихлялся точь-в-точь как Вицин в фильме. Ещё бы – больно! Ну да сволочей надо учить, его страна талонами на питание обеспечивала, залы и тренеров предоставляла, чтоб людей калечить? То-то же! А посему, инвалид ты отныне, Олежек-муежек, а не перспективный атлет.

Хрустнули кости пясти, дабы не выл на весь дом бывший штангист, левой рукой сдавил ему челюсти, несчастный только мычал и плакал. Быстро и незаметно врезал незадачливому бретёру ногой в солнечное сплетение, тот повалился на пол, хрипя и хватая воздух словно огромный сом на берег вытащенный. Так, теперь мой выход, моё соло…

– Слушай сюда, сучка. За такую постанову ответишь. И по полной ответишь. Собрала манатки и в три минуты исчезла. И не дай тебе Бог на реванш решиться. Если я своих друзей подключу – пропадёшь без вести. Была Ирочка-стервочка и всё – испарилась, исчезла.

– Глохни, слизняк, – это уже к Мишане, заикавшегося и закашлявшегося в попытке что-то произнести, обратился, – твоей профуры здесь более не будет, я сказал. А ты живи, к такому чёртушке рогатому, какие могут быть претензии…

Пнул ещё раз Олега, сбил дыхание, чтоб не орал, за шиворот вытащил в подъезд, поставил на ноги.

– Мразь, гордое звание советского спортсмена опозорил, в семейный дрязги решил влезть, силу и навыки применить не в честном состязании, а неподготовленного человека раздавить хотел? Бегом к хирургам, скажешь, блин от штанги на руку упал. Начнёшь вилять, ответку дать захочешь – умирать будешь долго и мучительно. Уяснил?

Экс-штангист отчаянно закивал и, подвывая, рванул из подъезда. Наверняка в больничку. Ну да ладно, непохоже, что настучит, видно, запуган куда больше чем покалечен.

Пока поднимался, на площадке второго этажа столкнулся с троицей из Миши Иры и Андрея, схвативших первые, под руку подвернувшиеся вещи и ударившихся в бега. Те испуганно прижались к стене.

Прошёл, головы в их сторон}- не повернув, слышал только как ойкнула Ира и кто-то из мужчин громко испортил воздух…

– Коля, – хозяйка испугалась неимоверно, – что теперь будет?

– Ничего. Ничего не случилось.

– Ав милицию напишут.

– И что? Все улики против них. Привели спортсмена, чтоб сломал мне руку. Да, вышло наоборот, но пускай докажут умысел с моей стороны. Если этого Олежку покрутить, тот ещё фрукт приблатнённый окажется.

– Он Мишин школьный приятель. Судимость даже есть, правда условная, – зачастила Наталья.

– Вот видишь как всё в масть, не боись, прорвёмся.

Закончился этот

длинный, нервный, суматошный день секс-марафоном в пустой квартире, оставленной поверженным и наголову разбитым неприятелем. А доблестная советская милиция, как и предсказывал, не приехала за терминатором Колей Писаренко, сборные же КНДР и Чили сыграли вничью, но не 1:1, как «положено», а 3:3. Такие вот дела. Интересно, с каким счётом СССР и Италия разойдутся завтра…

Глава 12

От знойной Натальи съехал через неделю. Не подумайте, не умотала бравого попаданца-космошахтёра простая советская женщина, не «сели батарейки» у киборга Саши Новикова ныне скрывающегося под личиной бравого хлопца Коли Писаренко. Просто чуйка подсказала жить на две квартиры, не провоцируя конфликт с экс-супругом гражданки Москаленко-Бортниковой и пристальное внимание правоохранителей и соседей к моей скромной персоне.

Да ещё на ровном месте «прокололся» аки Штирлиц с чемоданом радистки, все окрестные старушенции скоро здороваться начнут. Шёл себе вечером преспокойно из гастронома, затарив авоську продовольствием и не удержался, сделал дело доброе. Помог довести до скамейки женщину, сознание теряющую. Сопровождавшая больную соседку пенсионерка Римма Матвеевна, бодрая и словоохотливая бабулька, пока страдалица приходила в себя, успела нашептать тимуровцу Николаю о страшной болезни у Калерии (онкология) а ведь детей трое, мал мала меньше, муж пьёт, что делать то, что делать, божечки, лет то всего ничего девчонке – тридцать четыре! Согласился довести женщину до квартиры, м-да, судя по всему осталось Калерии месяц, два от силы, эскулапы, несмотря на достижения передовой советской медицины, выписали домой «с концами», а она ещё по хозяйству пластается…

А, хрен с ней, с конспирацией! Как раз Наташке прикупил на здешнем блошином рынке брошку под старину. Может и правда, дореволюционная вещь, не спец. Попробуем сыграть на таинственности и извечной тяге слабого пола к тайнам и украшениям.

– Есть способ, Римма Матвеевна. Только уверовать надо и выздоровление обязательно случится.

– Вы не из этих, не из баптистов будете?

– Нет, как можно! У деда моего вторая жена происходила из семьи священников. И досталась так сказать, в приданое от родителей такая любопытная вещица.

– Брошка что ль?

– Ага. Её сам Иннокентий Енисейский освятил. Точно такой случай, женщина при царском ещё режиме болела, угасала, а детишек – полный дом. И сказал Иннокентий, он монах был, сибирский то ли святой, то ли причисленный к святым, я комсомолец, не разбираюсь в церковных тонкостях. Библию и не читал ни разу, молитв не знаю.

– Да понятно, Коля, говори, что дальше случилось.

– И эту самую брошку отдал Иннокентий женщине, сотворив молитву об излечении.

– Об исцелении?

– Точно, об исцелении.

– И дальше, дальше то что?

– Вылечилась. А потом её дочь наследство получила и перешла брошка в дедову семью и мне вот досталась. Смотрите.

– Старая вещь, царская.

– О чём и говорю. Возьмите, Калерия, хуже точно не будет.

– Ой, что вы, – женщина понемногу приходила в себя. Красивая в прошлом, а ныне – истончённая болезнью, хрупкая, но надеется, истово надеется на чудо. Понятно – дети…

– Берите, берите. От чистого сердца.