Терминатор из глубинки
Шрифт:
– Ну что, все в сборе? Тогда покатили...
Моторы загудели сильнее, вибрация усилилась, и самолет, плавно снявшись с якоря, начал двигаться. Через несколько минут они уже были в воздухе. Техник подошел к Вадиму, устроившемуся на жесткой металлической скамье.
– Все нормально? – спросил он.
– Да, отлично. Когда прибудем в Жуковский?
– Примерно через час сорок минут. Если только не завернут на запасной.
– А что, и такое может быть? – с тревогой спросил Вадим.
– Запросто. Передали, на Москву мощный грозовой фронт идет. Если бы вы опоздали минут на пять, мы бы ждать больше не стали, улетели,
Техник покачал стропу, проверяя крепление большого ящика, мельком глянул на остальные и, махнув рукой, зашагал в нос самолета.
На полпути вошли в густую облачность. За иллюминатором тянулся белесый туман. Самолет начало потряхивать и изредка кидать в воздушные ямы.
Вадим полез в сумку за сигаретами и наткнулся рукой на завернутый в тряпицу предмет, переданный ему на прощание дядей Иваном. Вытащив таинственный подарок, он развернул холстину и от неожиданности обомлел. На ладони лежал массивный желтый, явно золотой портсигар, сверкающий затейливым вензелем и расцвеченный мелкими разноцветными, по виду – драгоценными – камешками.
– Ничего себе подарочек. Что там дядя говорил: дедушка ему передал, а он мне? Это что же выходит – семейная реликвия? С какого переляку у нас в семье такие безделушки хранятся? – удивленно пробормотал Вадим.
Он осторожно нажал на маленькую кнопочку сбоку, и портсигар, мелодично заиграв «Боже, царя храни», открылся. На внутренней стороне крышки красивой вязью было что-то выгравировано. С трудом разбирая мелкие, раскудрявленные завитушками слова с ятями, изумленный Вадим прочитал дарственную надпись, увенчанную двуглавым орлом:
«Штабс-капитану лейб-гвардии Измайловского полка Андрею Беклемишеву за мужество и безмерную храбрость во славу Отечества Российского».
Ниже четкая подпись: «Его Императорское Величество царь Александр Третий» и под ней такой же, как на крышке сверху, витиеватый вензель, в котором теперь, уже зная, можно было разобрать разлаписто-ветвистую букву "А", перечерченную тремя полосками.
«Однако!.. – присвистнул растерянный Вадим. – Прямо какой-то граф Монте-Кристо с тайной аббата Фариа. Что же получается, я потомок этого самого штабс-капитана Андрея Беклемишева? Насколько помнится, в лейб-гвардии служили только дворяне и, как правило, не мелкопоместные. Выходит, мы голубых кровей? Вот уж чего не ожидали-с. И звание солидное – гвардейский штабс-капитан. Это где-то на уровне армейского подполковника, по седьмому классу в табели о рангах. Выше, полковниками, в лейб-гвардии были, если память не изменяет, члены императорской фамилии. Однако!.. А кем он мне может приходиться? Прадедом? Нет, по времени больше на прапрадеда тянет. И у дедушки отчество было Владимирович, следовательно, прадед звался Владимиром Андреевичем. Покопаться бы в архивах, может, остались какие-то сведения о предках. Дальше дедушки никого же не знаю. Социализм выровнял народ под одну гребенку по классовой справедливости и превратил всех в Иванов, не помнящих родства».
Вадим
«Что-то для одного дня сюрпризов многовато, – подумал он. – Сначала встреча с Верблюдом, потом портсигар. А впереди еще ждет тайна трех пятерок. Как бы перебора не случилось».
Усмехнувшись, Вадим промурлыкал под нос, чуть изменив слова, стилизованный жгучий романс: «Подайте патроны, поручик Голицын, корнет Беклемишев, надеть ордена...»
Глава 4
На пленэр
Самолет стало сильно трясти и бросать из стороны в сторону, вибрация усилилась. У Вадима было чувство, что он слышит, как жалобно и натужно скрипит фюзеляж. За иллюминатором сгустился полумрак, изредка прорезаемый далекими всполохами грозы. Минут через десять машина стала снижаться – резко, как будто падать. Они вырвались из тучи и неожиданно близкая земля, расчерченная полосами лесопосадок и зелеными квадратами полей, уплывающими в пелену дождя, стремительно надвигалась, убыстряя свой бег в круглом экране иллюминатора.
Из крутого пикирования самолет на совсем короткое время перешел в горизонтальный полет и, раз, второй ударившись шасси о бетон, громко взревев напоследок двигателями, побежал, теряя скорость, по взлетно-посадочной полосе, густо омываемой ливнем. Сквозь мощные струи дождя едва-едва просматривались недалекие деревья за оградой аэродрома, гнущиеся под сильными порывами ветра.
Техник, довольно улыбаясь, вышел из пилотской кабины и спросил у Вадима:
– Как самочувствие? Нормально? Вот и отлично. Едва через грозу пробились. Нас уже хотели разворачивать на Рязань. Хорошо, что на вышке ребята знакомые попались, дали добро на посадку. Заводили напрямую – если бы ушли на коробочку над аэродромом, то могли не успеть.
В подтверждение его слов салон озарила ярким светом близкая молния, и оглушительный грохот грома, казалось, встряхнул дюралевый фюзеляж самолета.
– Я же говорил, вовремя прорвались, – показал пальцем за борт техник. – И еще с вышки передали, что вас уже ждут.
– Спасибо, ребята, – поблагодарил Вадим. – Незабываемый полет, особенно в финальной части.
– Наш командир еще не такое может, – махнул головой в сторону кабины техник. – Однажды в Тикси вслепую садились. Попали в снежный заряд с ураганными порывами бокового ветра. До запасного дотянуть горючего уже не хватало. На полосе с трудом удержались – юзом шли. А наутро аэродромщики самолет едва откопали, сугроб до самой кабины намело. Петрович у нас молодец – две Красные Звезды за Афганистан имеет.
Самолет качнуло, он остановился, и двигатели, плавно снизив обороты, затихли. Стал слышен глухой монотонный шум бьющего по корпусу дождя. Техник открыл люк, и в салон ворвался прохладный воздух, наполненный свежестью и озоном.
– А это, наверное, вас встречают: карета подана, – сказал он и стал выталкивать наружу трап.
Вадим, подхватив сумку, подошел к двери и увидел рядом с самолетом белую «Ниву» со знакомыми номерами. Пожав на прощание руку технику, он сбежал вниз, в несколько прыжков добрался до автомобиля и, раскрыв дверку, плюхнулся на сиденье рядом с Самсоном. Быстрота передвижения не спасла его от падающего сплошной стеной дождя, и на чисто вымытые коврики с туфель потекла вода.