Тернистый путь
Шрифт:
Физик недоверчиво смотрит на мальчика и говорит:
— Платон, ты мне друг, но истина дороже. Ведь врешь ты все!
— Не вру я, дядя Гога, честное слово! — горячится Платон. — Спросите кого хотите!.. Да мне шоферы в гараже дают держать баранку! Тетя Зина приезжала — кто в ее «Победе» всех ребят катал по всему поселку? Спросите кого хотите! Да вот хоть ее спросите, — Платон показывает на подошедшую Люду с чистой отцовской рубашкой в руках. — Люда, скажи дяде Гоге, что я, честное слово, умею водить машину! Ну скажи же, Люда!..
Две пары глаз встретились: серо-синие
— Ну пускай он немножко поведет, папа! Дай ему уж!
Отказать в чем-либо единственной дочери добрый Шоков не может, это выше его сил, и он сдается.
— Хорошо! Вот что, друг мой Платон, выведи-ка мне машину из гаража. Поедешь по прямой до той сосны и подле нее затормозишь. Понял?
Проглотив слюну восторга, мальчик молча кивает головой.
— Понял!
— Что ты должен сделать, чтобы машина поехала?
— Чтобы машина поехала, надо включить зажигание, дядя Гога… Потом нажать на стартер… запустить мотор… выжать сцепление, включить скорость, дать газ и… поминай, как звали, дядя Гога!
— Молодец! Полезай в машину!
Платон мгновенно забирается в машину, садится на место водителя и, прикусив нижнюю губу, кладет счастливые, трепещущие руки на баранку. Физик усаживается рядом с ним.
— Ну, действуй, Платон!
Платон включает зажигание, нажимает на стартер — мотор заработал, оживший «Москвич» задрожал мелкой нетерпеливой дрожью. Платон выжимает сцепление, включает скорость, давит изо всех сил ногой на педаль газа и… «Москвич», зверски зарычав, вдруг прыгает вперед, как «барс, пораженный стрелой»!
С искаженным от ужаса лицом Платон судорожно крутит баранку. Людмила успевает отскочить в сторону. Удар об сосну! Отстранив мальчика, бледный до смертельной голубизны физик выключает зажигание. «Москвич» замирает. Он весь окутан белым облаком пара и дыма. Наступает неприятная тишина. Сосновые иглы с легким колким стуком сыплются с раскачивающегося дерева на крышу изуродованного «Москвича».
Первым приходит в себя Платон. Он вылезает из машины, не глядя на Люду, с трудом, прыгающими губами произносит:
— Извините, пожалуйста, дядя Гога, я, честное слово, не нарочно, — шаркает ногой и, поклонившись по этикету, убегает через пролом в заборе к себе на участок. Вслед за Платоном из машины вылезает физик. Одно крыло «Москвича» разбито и смято, фара расплющена, стекло — вдребезги! И еще неизвестно, что с мотором! Проклятый мальчишка!
Подходит Люда и подливает масла в огонь:
— Приедет мама — она теперь нас с тобой убьет, папа!
Тяжело опустившись на пень, физик достает из кармана брюк портсигар, берет сигарету и закуривает — мужчины всегда ведь закуривают сигареты или папиросы, когда они не знают, что им надо делать дальше. Появляется мать Платона, Мария Александровна, седеющая красивая женщина с властным лицом. Да, да, Платон все уже ей рассказал, она очень огорчена, и, конечно, они, Куликовы, возьмут на себя материальную ответственность
— Он сказал, что умеет водить машину. Слово давал! Я никогда не думал, что ваш Платон такой врун! — резко бросает Шоков.
На красивом лице Куликовой появляется странная усмешка.
— Неужели вы не понимаете, почему Платон просил вас дать ему руль, Георгий Владимирович?
— Почему?
Оглянувшись и заметив, что Люда стоит у крыльца дачи и слушает, Куликова, понизив голос, говорит с той же странной усмешкой:
— Платон влюблен в вашу Люду по уши, это все в поселке знают… кроме вас!
Физик снимает очки и смотрит на улыбающуюся соседку. В его обезоруженных добрых глазах великое изумление и растерянность.
— Что вы говорите такое, Мария Александровна?! Людка же совсем сопливка!
— Да вы посмотрите на нее хорошенько, милый папа! Она же у вас стала просто красавицей и так выросла!
Надев очки, физик, обернувшись, смотрит на дочь, стоящую у крыльца, и вдруг понимает, что соседка права! Этот тонкий, с горбинкой носик, эти черные глаза с длинными ресницами, эта нежная смуглота, эта изящная, почти совсем сформировавшаяся фигурка. Маленькая Клеопатра, да и только! Вот тебе и «сопливка Людка»!
Поймав пристальный, тревожный взгляд отца, Люда недовольно передергивает плечами и скрывается в даче.
…Давно ушла Куликова, а физик все сидел на пне, курил и думал. Смутное чувство виноватости и недовольства собой овладело им. Ну конечно, он очень занят, это понятно. Работа — любимая, интересная, захватывающая. Потом этот автомобильный кружок, черт его возьми совсем. И жена тоже вечно занята у себя в театре. А девчонка растет себе и растет! И разве знают они с женой, что творится в душе у этой девчонки? Мальчишки вон уже ломают автомашины, только бы улыбнулась им их «сопливка Людка»! А ведь ей всего тринадцать. Что же будет дальше, бог ты мой?! И когда же, когда произошло чудо превращения маленькой незаметной гусеницы в прекрасную бабочку, такое обыкновенное и такое изумительное чудо?! Как он, отец, мог проглядеть это?!
Так он думал, терзаясь и не жалея себя, а искалеченный «Москвич» косился на физика уцелевшей фарой и словно повторял не без злорадства:
«Да, брат, проглядел! Проглядел!»
ЧЕЛОВЕК И МАШИНА
Недавно в одном кибернетическом конструкторском бюро проводили испытание интересного робота — электронной машины, способной управлять учреждением среднего звена.
На испытание пригласили общественность. Ее, в частности, представлял некто Петунников Василий Герасимович, старый номенклатурный служака, возглавлявший на своем веку немало контор самого разного профиля. Про него всякое говорили, но все сошлись на том, что этот «тертый калач» отлично знает, почем нынче обходится фунт канцелярского лиха, и уж он-то сумеет высказать авторитетное суждение по поводу занятной теоретической новинки в сфере управления!