Терновая крепость
Шрифт:
«Ну уж и устрою я чистку-уборку!»
А если такое солидное светило что-либо решит, то этого не миновать. К тому времени, когда Дюла вернулся наконец из призрачного мира и раскрыл глаза, от тумана почти ничего не осталось; только небольшие клочья его еще цеплялись за кусты ракитника. Пламя в костре потрескивало, ослепляющий диск солнца уже поднялся над горизонтом.
Постель Матулы была пуста. Только Серка помахивал хвостом. Дюла взглянул на собаку.
— Привет, Серка! Как тебе спалось?
Пес подошел к его постели и, встряхнувшись,
Плотовщик сердито сел на постели и стал вытирать лицо и руки.
— Пошел прочь! — крикнул он на собаку, и Серка выбежал из хижины.
Присев у костра, он повернул морду к Дюле и в глазах у него был красноречивый упрек: «Ну вот, уже и отряхнуться нельзя!»
— Когда просохнешь, можешь вернуться, — уже мягче сказал Дюла, и это было вполне понятно: в такое утро гнев мгновенно улетучивался и таял бесследно, как туман.
Да, утро и впрямь было великолепное — чистое и прозрачное. Последние пары тумана, поднявшись с земли, растопились в теплом воздухе. Подала голос малиновка; громко закуковала кукушка (ее кукование чем-то напоминало смех); временами вскрикивал фазан, будто сигнализируя, что ночь прошла без происшествий и в воздухе такой ералаш, что хоть милиционера ставь для регулировки движения.
Цапли прилетали и улетали, ястребы и коршуны кружили над камышами. Часто хлопая крыльями, пролетал баклан. Дикие утки, со свистом разрезая воздух, проносились над головой Плотовщика.
Дюла наслаждался одиночеством, напоенным ароматом сена и болотистым запахом камыша, и душу его наполняло радостное ощущение бескрайнего лета. Все вокруг, казалось, жило, пело и звенело в нем самом, и он знал, что завтра будет такой же беззаботный день, без всяких трудностей и неприятностей. Солнце светит, костер горит, река лениво струит свои воды, и время не имеет никакого значения.
«А в субботу приедет Кряж», — подумал он, и от этой мысли ему стало так хорошо на душе, что он тут же позвал Серку и погладил его.
— В другой раз только не стряхивай на меня воду.
«Словом, приедет Кряж, и он сам сможет во всем убедиться, сможет все увидеть своими глазами. Утром мы сбегаем с ним на речку…»
«Не хочешь ли искупаться? — прозвучал над головой «голос, и Дюла, открыв глаза, поймал на себе взгляд старого Герге. — Полотенце возьми с собой».
«Что ж, все равно, этого не миновать, — подумал наш приятель, приподнявшись на локтях. — Матулу еще можно было бы обмануть, но дядю Герге… Нет, это невозможно!»
И Плотовщик — что еще делать оставалось? — побежал на речку, захватив с собой лишь маленькое полотенце.
Серка вприпрыжку весело мчался за ним.
Однако на берегу его энтузиазм несколько поугас: вода в реке была еще мутной и на корме лодки снова сидела здоровенная лягушка.
— Убирайся к черту! — прикрикнул Дюла на лягушку, но той явно не хотелось покидать нагретую солнцем корму, и только после вмешательства
Впрочем, Серка пробыл в лодке только до тех пор, пока не выгнал лягушку и не натявкался всласть, а затем с таким же удовольствием одним прыжком махнул на берег.
«Здорово я на нее напустился? — словно хотел сказать он, помахивая хвостом. — Но вот есть ее мне не хочется».
— Ух! — плюхнулся Дюла в воду. — А ну, Серка, иди ко мне! Давай искупаемся — вода не холодная.
Пес, услышав свое имя, снова прыгнул в лодку и с беспокойством стал наблюдать за мальчиком, поплывшим на тот берег.
— Серка, ко мне!
«Гав-гав, — отвечал ему Серка, — выходи скорее из воды! Я не могу последовать за тобой. Я не люблю воду. Гав-гав! — И он стал бить лапой по носу лодки. — Иди ты ко мне!» — звал он Плотовщика, который действительно поплыл к нему, но с коварной целью, о чем собака, разумеется, не могла догадаться.
Как только Дюла добрался до лодки, он рывком потянулся к Серке и сбросил его в реку.
Серка тотчас же погрузился в воду. Когда же он, фыркая, выбрался на берег и там встряхнулся, брызги полетели во все стороны, сразу испаряясь в солнечных лучах. Тут пес твердо решил больше не приближаться к лодке.
«Ах ты хитрец! Гав-гав! Ах, хитрец! — лаял Серка на Дюлу. — Но больше ты меня не обманешь!»
Но Дюла и сам вышел из воды. Стоя в качающейся лодке, он вытерся полотенцем.
Плотовщик дышал полной грудью: кажется, он начинал понимать, почему тот ученый сказал, что мог бы перевернуть мир. Под кожей, казалось, струилась обновленная кровь, да и вкус воздуха стал вроде совсем иным. Солнце уже светило вовсю, доски в лодке нагрелись, и Дюла, возможно, заснул бы, если бы желудок не напомнил ему, что подошло время завтрака.
«Поджарю-ка я сало на прутике», — подумал он, глотая слюну. Кожа у него просохла и стала горячей, но ожогов он больше не чувствовал.
«Да, сало с зеленым перцем! — Дюла набросил на плечо полотенце, но в это мгновение в воде плеснулась большая рыба, и мысли Плотовщика тотчас же обратились к будущему. — А потом я поймаю эту рыбу!»
— Серка, пошли!
В костре уже было полно углей. Дюла обстругал тоненький прут, нарезал хлеб и стал жарить сало, держа его над хлебам, чтобы стекающий жир пропитал хлеб.
— Погоди, Серка! Жди своей очереди! — остановил он нетерпеливого пса и только тогда дал ему полакомиться, когда сам съел солидную порцию сала с тремя стручками зеленого перца.
Серка был доволен своим новым хозяином, потому что Дюла угостил его настоящим салом, а не шкуркой от него.
— Все. Нет больше! — строго сказал Дюла, видя, что Серка обладает неутолимой прожорливостью. — Больше нет! Ну пошли ловить рыбу!
Сегодня он накопал особенно жирных и длинных червяков и забросил удочку туда, где только что плескалась большая рыба. Однако долгое время поплавок даже не шевелился, и Дюла совсем извелся в ожидании «настоящей добычи».