Терновая крепость
Шрифт:
Дюла не чувствовал усталости, хотя бежал уже по берегу. Он мчался напрямик через камыш, даже не пытаясь найти проторенную тропу, впрочем, он, пожалуй, и не нашел бы ее. Все его мысли сосредоточились на Кряже, сидевшем сейчас в темном подвале и ожидавшем его.
«А вдруг обрушится вся стена? — при этой мысли Дюла припустился еще быстрее, но такой темп оказался ему не по силам. — Нет, теперь уже больше ничего не обрушится», — успокоил он себя и решил, что следует хладнокровно обдумать положение.
«Выдержит ли веревка Белу? И сумею ли я один вытащить
«Итак, — решил Дюла, — первым делом я принесу из хижины веревку и топор, он тоже может пригодиться, и оставлю их на берегу, у дороги, ведущей в деревню. Потом побегу по этой дороге, так как старик мог пойти только по ней. Если же не найду его, бегом вернусь назад и буду стрелять до тех пор, пока Матула не придет. Если же и это не поможет, придется сбегать к дяде Иштвану, просить у него помощи».
— Эх, Кряж, дорогой Кряж, и зачем только понадобилось тебе прыгать?
Дюла бежал прямиком через кусты ракитника, как преследуемый охотниками зверь. Рубашка у него на спине вся взмокла от пота; он даже не замечал, что острые ветки, того и гляди, могут выколоть ему глаза.
Когда он выбрался из кустарника, навстречу ему бросился, радостно залаяв, Серка, однако он тут же притих, почуяв страх и нервное возбуждение Дюлы. Собака побежала впереди Дюлы, который уже еле держался на ногах; в ушах у него гудело, сердце бешено колотилось, хотя основания для страха и волнений больше уже не было: возле хижины сидел Матула и преспокойно закусывал салом.
— Дядя Герге!
Нож замер в руке у Матулы.
— А где Бела?
— Дядя Герге. Бела в яме!
— Обвалилось что-нибудь?
— Нет, но, словом, он в яме. — Плотовщик нисколько не стеснялся того, что слезы обильно заструились у него по лицу. Его нервное напряжение внезапно разрядилось. — Дядя Герге, пойдемте!
— Он сказал что-нибудь, после того как провалился?
— Конечно! Он сказал, что у него лоб в крови и палец не то сломан, не то вывихнут. Он сам выбраться не может.
Матула срезал с корочки остаток сала и отрезал ломтик зеленого перца.
— И сейчас он там, в темноте, — добавил Дюла.
Это только снаружи кажется, что там полная темнота, — заметил Матула. — Под обрешетиной веревка и топор. Бери-ка их под мышку. Все будет хорошо.
Плотовщик только сейчас пришел в себя.
«Все будет хорошо!» Но сейчас он был способен испытывать только страшную усталость.
«Все будет хорошо!» — сказал Матула, и по напряженным до крайности нервам Дюлы словно стал растекаться целительный бальзам доверия и спокойствия.
Время, наверное, подошло к полудню. В воздухе звенели и жужжали мириады жучков, прославлявших солнце; рядом с погасшим костром лежал Серка, высунув язык, — чувствовалось, что и ему очень
Когда Дюла встал, ноги у него подгибались. Он свернул в кольцо веревку, сунул под мышку топор, а Матула закрыл складной ножик.
— Ты, Дюла, иди вперед и бери с собой Серку. Я догоню вас. Собаке полезно будет прогуляться.
Плотовщик кивнул Серке и направился к берегу, а Матула сложил в кошелку все, что, по его мнению, могло пригодиться.
«Палец-то Кряж навряд ли сломал, — подумал он. — Скорее уж вывихнул. Ну да ладно, посмотрим. Черт возьми, кто бы мог подумать, что там подвал?»
Плотовщик тоже думал о Кряже, правда, теперь уже не с таким волнением.
«Что он сейчас, бедненький, делает?» — задал он себе вопрос, на который никто не сумел бы ответить, а тем более Серка, даже не подозревавший, что он сейчас — член спасательной экспедиции.
«Как он, наверное, ждет нас!» — вздохнул Плотовщик, хотя это было всего только предположение.
Когда Дюла отполз от провала и побежал за помощью, Кряж некоторое время чувствовал себя очень неуютно и прикидывал, каково ему придется, если Матула появится только к вечеру. Однако он не долго размышлял об этом, потому что глаза его привыкли к темноте, и, как следует оглядевшись, он пришел к выводу, что большой беды не произошло. Кисть левой руки у него, правда, сильно распухла и один палец стал торчать как-то в сторону, но особой боли это ему не причиняло. Зато когда он дотронулся до лба, то даже вскрикнул: «Ой!» На лбу вздулась шишка величиной с куриное яйцо и кровоточила.
«И чего ради я вздумал прыгать?»
Однако на сей вопрос никто не ответил, и Кряж принялся исследовать землю возле старой трещины в кладке.
«Что это? — удивился наш храбрый Кряж, наткнувшись на какой-то предмет, похожий на острый камень. — А, да это же кирка!»
Кряж поднял ее, но подумал, что очень-то махать киркой здесь вряд ли стоит, потому что, того и гляди, еще что-нибудь свалится на голову, вот тогда и утешайся тем, что в старину хорошо строили!
Однако в земле можно было копаться и одной рукой, и постепенно желание отыскать клад пересилило обуявший его вначале страх.
Кряж стучал киркой то тут, то там; это занятие все больше и больше увлекало его, хотя под ударами кирки дробились и осыпались камни, одни побольше, другие поменьше. Но вот попалась ручка какого-то черепичного сосуда.
«Эх, если бы весь сосуд! И полный золота!» — вздохнул кладоискатель.
Время от времени Кряж поглядывал на светлое отверстие над головой и прислушивался. Но если не считать робкого солнечного лучика, лишь шепот леса проникал в яму, где пахло, как в склепе, во всяком случае, так казалось Кряжу, который никогда еще не бывал в склепе да и не стремился попасть в эти подземелья, хранящие человеческие останки. И все же он был уверен, что только там может быть такой запах.