Terra Mirus. Тебе не кажется
Шрифт:
«Что вы, Илона Владимировна, тут вообще нормально! – убеждала кучерявая Ниночка. – Тут только ругаются, и то не всегда. А в старом интернате нас няньки били, когда мы писались в постель. Говорили, что мы уже взрослые и надо терпеть до утра. А кто писался – били мокрыми простынями, чтобы следов не оставалось. А тут вообще никто нас не бил, тут все добрые».
От этих историй Илона каждый вечер пила успокоительный бурьян, иначе спокойно спать было невозможно. Но не помогало. Она знала, что поможет – подойти и дать в морду тем, кто обижает «детей» – так называли ее подопечных
«Кто обзывается, тот сам так называется!» – повторяли ее парни и девчата вместо молитвенных мантр Вселенной каждое утро перед занятиями. Хорошо, камер и систем слежения в кабинете не стояло. Видимо, Великие считали, что следить за людьми с умственной отсталостью нет резона. Заговор против новой власти не устроят, даже критиковать грамотно не смогут. А если и смогут – кто к ним прислушается, к неразумным?
– Вот! – Кузьминична тем временем доковыляла до крайнего блока на две комнаты, в одной из которых жила, но вместо этого свернула в ванную. – Смотри, что они натворили!
И ткнула корявым пальцем на пустую бельевую веревку.
– Эммммм… Веревку натянули? – пыталась пошутить Илона.
– Трусы, Илона! – у бабки снова задрожала нижняя губа. – Трусы у меня украли, три штуки! Я их прополоскала утром, повесила сушиться и пошла на завтрак. Возвращаюсь – нетуууууу! Это дураки твои с утра полы мыли и подгадили за то, что я их уму-разуму учила, бестолковых. Вот так вот вместо «спасибо», даааааааа!
И бабка громко всхлипнула крючковатым носом.
От возмущения и стыда кровь хлынула к щекам Илоны. Первым ее желанием было развернуться и уйти. Старики в своих причудах порой могли переплюнуть даже молодежь с диагнозом. Но нельзя, ведь Служение подразумевает помощь в любой ситуации, если человеку плохо и больно. И не осуждать его нужно, а поддержать, это первый пункт договора, который заключался со всеми пришедшими работать в Дом призрения.
Но искать трусы полоумной бабки, которая наверняка сама их куда-то засунула, а потом забыла, куда?!
«Вот тебе Первый круг, вот тебе статус, льготы к пенсии, повышенная зарплата и четыреста баллов на Испытаниях! – бормотал ехидный внутренний голос. – А вот работа, за которую ты все это получаешь. И как раз задача тебе по плечу. Прямо-таки подвиг, достойный награды!».
Илона вдохнула и медленно, как учила Ксана на занятиях, выдохнула. Спокойно, милая, это просто работа. Бабка хоть и не совсем адекватна, но ей тоже нужна помощь.
– Откуда начнем поиски? – преувеличенно бодрым голосом спросила она.
Кузьминична пожала плечами и сложила руки на груди. Помогать, значит, не будет. «Твои дураки напакостили, ты и разгребай», – читалось в ее глазах.
Илона заглянула под ванну, в мусорное ведро, за батареи, за вешалку в коридоре. Сунула нос в бабкину комнату и обомлела.
На
Евдокия Кузьминична в жизни не смогла бы их туда повесить, она даже не увидела бы их – шейный остеохондроз мешал высоко поднять голову. Зато на луже она бы точно поскользнулась в течение дня и упала.
«Вот хулиганки, – Илона расстроилась так, что впору было заплакать. – Ну зачем они это сделали?»
Вторая пара точно таких же трусов обнаружилась плавающей в сливном бачке унитаза, третья – в холодильнике. Уже заиндевевшая, и потому напоминающая собой композицию «Памятник глупой шутке. В незабудочку».
Илона, красная от стыда и злости, как рак, тут же перестирала белье вручную и повесила сушиться под бдительным бабкиным взором. Хорошо, резиновые перчатки пока еще не запретили, точнее, разрешали «донашивать» старые запасы! Затем вышла в коридор, перевела дух, сняла перчатки, выкинула их в урну и быстрым шагом, пока никто не перехватил по дороге с очередным вопросом жизни и смерти, отправилась в комнату Мастериц порядка (или Фей чистых туалетов, как их за глаза называли ехидные постояльцы).
Еще в коридоре из комнаты было слышно девчачье хихиканье. Наставница не стала стучать, она просто распахнула дверь и вошла.
Три женщины неопределенного возраста (на вид из-за особенностей развития им легко можно было дать и 18, и 30 лет) с завязанными в хвосты волосами, в синих халатах, уставились на нее и тут же замолчали, опустив взгляд.
– Девчонки, ну какого лешего вы это сделали? – вся злость при виде подопечных, потупившихся в пол, у Илоны прошла. А вот обида осталась.
– Это не мы! – тут же открестилась худенькая Лиля.
– Что не вы? – заинтересовалась наставница.
– Трусы Кузькины спрятали, – ляпнула Ниночка и тут же ойкнула, получив подзатыльник от третьей сообщницы по содеянному, пухленькой Жени.
Все трое снова замолчали.
Илона враз почувствовала, как сводит колено, как болят напряженные плечи, как устала от разных мыслей голова и как хочется плюнуть, развернуться и уйти. У нее межмировая война на носу, а она здесь, верховодит в цирке, в котором нормальным людям ни капли не смешно!
Вместо этого она дотащилась до диванчика, где сидела проштрафившаяся троица, и тяжело плюхнулась рядом.
– Вы же понимаете, что это не поступок взрослого человека? Кого вы хотели наказать? Бабку? Так она ко мне жаловаться прибежала, и трусы эти я ей сейчас стирала собственноручно, – Илона демонстративно вытянула вперед ладони, увидела, как скривились девочки, и снова начала заводиться. – Противно, значит? А мне, думаете, не противно было в унитазе ковыряться?! Но представьте, что она вместо меня пошла бы к начальству! Посмотрели бы записи с камер и влетело бы вам по первое число. Но я же вас люблю и несу за вас ответственность, поэтому пошла вас спасать. Но скажите, у меня дел мало? Или профессия моя подразумевает не только ваше обучение, но еще и стирку чужого белья?