Терри на ограде
Шрифт:
— Мне нужно еще пять минут, а потом пойдите и приведите ко мне Терри Хармера, — сказал Маршалл секретарше, миссис Бейкер, и занялся подготовкой кабинета.
Поставил посреди пустого стола каменную подставку для ручек, распахнул дверцы взломанного ворами шкафа и искусно, как на витрине, расставил на нем оставшиеся транзисторы. Потом приготовил самопишущую ручку, в настольном блокноте открыл чистую страницу, выправил манжеты сорочки и уселся на мягкий стул, дожидаясь Терри. Он подумал было даже надеть свою университетскую мантию, чтобы походить на судью, но она была дома, ее гладили. Так он сидел
Миссис Бейкер отлично умела доставить ученика в кабинет директора. Она ни во что не вмешивалась. Никогда не знала, зачем он их вызывает: карать или миловать; была с ними всегда вежлива, но в разговоры отнюдь не вступала. Терри-то, конечно, прекрасно понимал, почему его вызвали, и, по правде сказать, уже не боялся — теперь он скорее ждал худа от Леса и от одноклассников. И ничуть не сомневался, что мистер Маршалл ему поверит. Должен поверить. Ведь это правда. Он виноват только в одном: что не признался раньше, но при том, как все сложилось, конечно же, это простительно.
Миссис Бейкер постучала в дверь директорского кабинета.
— Терри Хармер здесь, мистер Маршалл, — объявила она, дождалась резкого «прошу», легонько подтолкнула Терри в спину, и он очутился в кабинете перед исполненным величия директором.
Маршалл начал со старого, верного приема, к которому почти всегда прибегал в подобных случаях. Он молча смотрел в раскрытую перед ним папку, и нос его под сползающими очками брезгливо морщился, словно там было написано такое, о чем порядочному человеку лучше и не знать. Ученик тем временем успевал осознать, где он находится, и с трепетом ощутить собственное ничтожество, а сегодня Терри должен был еще и разглядеть продуманно, как на сцене, расставленные улики. В такой позе директор пребывал обычно несколько секунд, тщательно выбирая миг, когда следует заговорить.
Выждав с полминуты, он поднял глаза от папки, снял очки, пристально посмотрел на Терри и пустил в ход еще один испытанный прием.
— Я полагаю, ты хочешь мне что-то сказать, — проговорил он.
Прием этот почти всегда удавался. Только самые закоренелые или уж вовсе ни в чем не виноватые не поддавались на этот вопрос, означавший для них, что директор все знает и просто дает им случай повиниться самим. Терри не составил исключения из правила. Он дозрел, как спелое яблочко, которое так и просится, чтоб его сорвали.
— Это вы про транзисторы, сэр?
Маршалл кивнул:
— Про транзисторы.
Прием и на этот раз удался.
— Да, сэр. Я правда про них знаю, сэр. — Терри помолчал, набираясь мужества, чтобы нырнуть в самую глубокую часть грязного пруда. — Один транзистор у меня дома, сэр, только я не виноват. Меня заставили.
Терри умолк. Ему нужен был какой-то отклик, проблеск понимания. Но лицо директора оставалось непроницаемым.
— Вот как? Продолжай, мальчик. — Руку, лежащую на столе, Маршалл прикрыл другой рукой и приготовился слушать.
— Понимаете, сэр, вчера вечером я поссорился с мамой и убежал к Новым домам… — Голос Терри не дрожал, но это стоило огромного труда; волна жалости к себе, что нарастала в душе уже семнадцать часов, вдруг нахлынула, вот-вот его поглотит, ее остановила лишь необходимость кое
– …Эти ребята, один большой и еще четверо, нездешние, у всех ножи. Они когда узнали, из какой я школы, стали меня про школу спрашивать. — Теперь слова хлынули потоком, и ему сразу полегчало. — Они заставили меня сказать, что у нас есть в школе… такое, чтоб им продать можно… и заставили провести их в школу и показать, где транзисторы. И меня тоже заставили один унести…
— Чтобы ты оставил себе?
— Нет, сэр…
— Чтобы продал?
— Нет, сэр, чтобы я тоже вроде с ними заодно и тогда не смогу про них рассказать…
— Вот как. А ты рассказал? Твои родители знают?
— Нет, сэр. — Терри понурил голову. Сейчас ему от этого стало не по себе.
— А что они пообещали с тобой сделать, если ты все-таки расскажешь?
— Понимаете, сэр, они сказали, они меня пырнут ножом… порежут… и еще сказали -никто не поверит, что я с самого начала не был с ними заодно.
— А ты не был?
— Нет, сэр! — с жаром воскликнул Терри, даже головой замотал, и глаза наполнились слезами.
— Ну, а что же ты сделал со школьным транзистором, который ты… который тебя заставили взять? — словно бы и дружелюбно и сдержанно спросил Маршалл; он все еще вел допрос, все еще не уверен был, что мальчик говорит правду: ребятам уже не раз удавалось его провести.
— Понимаете, сэр, я его спрятал в мусорный бак. Под пластиковый мешок… (Брови Маршалла подскочили чуть не к самым волосам, потом опустились.) Но он в порядке, сэр. Он не очень вымок.
— Вот как. — Маршалл надолго замолчал, нужно было подумать, разобраться в услышанном и мысленно определить, что еще следует выяснить и в каком порядке. Наконец он опять заговорил негромко, неторопливо, и коварный вопрос умышленно задан был в открытую: — А если бы мистер Джарвиз не увидел тебя при свете молнии, пришел бы ты ко мне сегодня утром, рассказал бы все?
Молчание залегло между ними, точно ледяное поле, суровое и холодное. Терри понимал, что, переходя это поле, недолго и поскользнуться и, даже если сказать правду, все равно можно не устоять на ногах. Он сперва не собирался приходить к мистеру Маршаллу, потом решил пойти, но решил слишком поздно: он сто раз мог все рассказать директору до всех угроз, которые прозвучали в классе. Нет, не знает он, как теперь ответить.
А Маршалл, пытаясь ему помочь, только еще все осложнил:
— А сегодня утром, когда шел в школу, ты хотел мне все рассказать или не хотел?
Терри проглотил сомнении. Надо ответить, это ясно, а все равно отвечать трудно. Он не доверял своему голосу — вдруг в нем нечаянно прозвучит вызов или стыд или покажется, будто ему уже на все наплевать, — и только покачал головой.
— Не хотел?
— Нет, сэр, — опасливо, тихо прошептал Терри.
— Вот как… — Директор наклонился вперед, чуть ли не лег на стол и тихонько, совсем как Терри, словно по секрету, спросил: — А что же ты хотел сделать с транзистором? Оставить его у себя?