Территория чувств
Шрифт:
– Так вот, через неделю Вика вернулась. У меня, говорит, тут комната, ты меня отсюда не выгонишь. Что ж, говорю, комната твоя, ты права. Если нервы мне мотать не станешь, живи. А Игорь, он всё молча, но тоже на стороне матери, ты понимаешь, я же это нутром чувствую!
– Да, брат, поколотило вас тут.
– Да уж, за своей бесконечной работой не заметил ни как жена другого нашла, ни как дети уродцами повырастали.
– Ну, уж про детей-то…
– Да сейчас-то вроде и получше. Сначала молчали, потом только «да-нет», мать их настраивала. Особенно Вику. Игорю-то всё по барабану. Поест и закроется в своей комнате, а Вика всё правду ищет, всё виновных обличает. Последнее время немного переменилась. У неё на работе неприятности, пришла поделиться, как лучше, правильно ли поступила.
– Разберётся, – Алексей прекрасно понимал Сашу, сам не раз преодолевал противостояние своих девчонок.
– Надеюсь. Знаешь, это уж если про детей. Ну почему так? Вот посмотришь на других, ну почему у них и институты позаканчивали, и в банках работают, и уже мировую экономику поднимают, а у нас всё на диванах лежат, и ничего им не нужно?!
– Э, Саш, я уже перешел на западное мышление. В Германии ведь как? Лишь бы ребенок был доволен. Все немцы говорят одно и то же: им всё равно, кем будет их сын, полицейским, мусор убирать или булки печь. Лишь бы он был счастлив. Лишь бы он был в ладу с самим собой.
– Да, ты прав, это сложный и долгий разговор. Ваших детей в любом случае поддержит государство, они под мост жить не пойдут и без врачебной помощи не останутся.
– Согласен. У нас даже для бездомных, ну, тех, которые сами хотят жить под этими самыми мостами, раз в неделю медосмотр на ближайшем вокзале. Приходи, там тебя прослушают, давление смерят, забор анализов осуществят, таблетку какую дадут. Это всё так. Поэтому не боятся у нас люди жить в ладу со своей совестью. Правда, и учиться не хотят. Уж больно всё долго, нудно, опять же никто не подстёгивает. В Германии ведь как, полгода ходишь на лекции, и никто тебя ни о чём не спрашивает, потом – хоп – экзамены! И если человек самообразованием эти полгода не занимался, то невозможно всё выучить за четыре дня. И потом, отметки тоже сразу не говорят: сиди, месяц жди. И вот так много молодёжи срывается, перестают учиться, не понимают зачем, к чему. Сложный вопрос. То есть понятно, такого образования, как у нас, в бывшем СССР, никогда уже не будет. Нигде, а у нас же ещё и трудоустройство было. Ты-то уже не попал. А я вон, в Иркутск загремел. Кстати, очень доволен был.
Алексей был рад, что разговор ушел от щекотливой темы. Саша справился с собой, уже понятно. Только дом без хозяйки – плохо это. Сам жил один и не хотел такой жизни для Саши; понимал, что привыкнет жить только для себя, а неправильно это. Саша как почувствовал настроение Алексея.
– А ты почему один?
– Сам себе этот вопрос задаю всё чаще. Сначала не мог справиться с той трагедией. Навалилось всё сразу: эмиграция, девчонки маленькие, тоска по Нине, по прежней жизни. Вообще, как выжил, не знаю, если бы девчонок не поднимать, да ответственность перед тёщей, руки бы на себя наложил, ей-богу. Ну, а потом появлялись варианты. Но узок круг тех революционеров, страшно далеки они от народа. Это ж всё про нас! Сашка, кто меня окружает? Этнические немки, вернувшиеся на Родину, так это люди не моего круга. Ты понимаешь, хорошие тетки, добрые, но безграмотные – жуть, сельские, не могу передать. Ну как же после Нины? Есть те, кто выехал по еврейской линии. Рвачуги. Тем я как объект не очень интересен. Сразу ж видно по оценивающему взгляду. Что за ботинки, какой заказ в ресторане сделал? А я много не ем, и теток, которые много трескают, тоже не люблю. В общем, та ещё публика, – Алексей плотнее закутался в плед. Холодновато, но он не мог остановиться, ему тоже нужно было всё про себя рассказать. Кому интересно его слушать на выбранной им родине? А Саша спрашивал от души. – Наверное, я сейчас всех под одну гребенку подвожу, но что же делать, значит, мне не повезло. Правда, была одна женщина, которая показалась мне очень-очень милой, – Алексей невольно улыбнулся, – милая Мила. Но тут мои девицы стеной встали. Почище твоих. Всё сделали, как только почувствовали, что что-то в их жизни может измениться. Заметь, к лучшему!
– Надо же, а немки, местные жительницы? Ты же язык знаешь!
– Ни за что! Те вообще больные
15
Время летело быстро. Каждый день какое-нибудь мероприятие. Сходили во МХАТ на «Лес», в «Геликон-оперу» на «Кармен». Большой закрыт на ремонт, но Саша достал билеты в то здание, которое построено рядом. Это не Большой театр, всё какое-то зеленое, но «Спартак» же! На спектакль пошли вдвоем с Зоей. Сестра нарядилась: строгий темно-синий костюм с белой отделкой, жемчуг, а ведь она ещё очень даже ничего. Алексей заметил, что на них обращают внимание. Так на кого: на неё или на него?
В выходные Саша делал шашлыки и рыбу на гриле, погода стояла как на заказ. На удивление, молодежь принимала активное участие. Сначала интерес вызывал иностранный дядя, а потом (Алексей почувствовал) – устали от войны все. А ведь ребятам тоже несладко. Пойди-ка разберись, кто тут прав, кто виноват. И Саша, и Галя – их родители. Как тут сделаешь выбор?
Как-то вечером Алексей услышал из раскрытого окна, как кто-то тихо разговаривает в беседке. Прислушался – Вика с отцом. Слов было не разобрать, но больше говорила Вика, быстро, иногда всхлипывая, а Саша успокаивал. Наладится, всё у них наладится.
Он всё же решился позвонить Миле. Как будто ему восемнадцать лет, о чём думает, чего боится. Да, тогда получилось некрасиво, но, во-первых, то была не его вина, ему нужно было думать о детях, и потом – обычное знакомство в пути. Что бы из него вышло? Может, и ничего. И возможно, на том этапе они бы были друг другу неинтересны. И потом, он вообще очень долго жил с Ниной в душе. Но на тот момент Алексей ощущал её буквально физически, она сопровождала его повсюду, была немым свидетелем всего, что с ним происходило; с ней советовался, с ней воспитывал дочерей. И ещё разговаривал. Во сне. А в какой-то момент она перестала ему сниться, и он понял, что не так уже зависит от неё, и ему стало легче.
Нет, он обязательно позвонит Миле, просто так, послушает её голос. Совершенно неизвестно, что произошло за эти годы, может, она переехала жить к дочери в Германию и уже давно вышла замуж. А может, она постарела, стала толстой и некрасивой. Алексей сам удивлялся своим мыслям. Какое это могло иметь значение? Он уже даже толком не помнил, как Мила выглядела – так, очертания фигуры, голос. Да и не помнил он, собственно, понравилась ли ему её внешность. Понравился спокойный голос, мягкие рассуждения. Бывает же так, что встречаешь человека, с которым начинаешь сразу говорить на одном языке, как будто знал его всю жизнь, не нужно про себя ничего рассказывать, ничего объяснять. После Нины у него не было такой женщины, все или стремились замуж, или пытались сразу же отвоевать свою территорию, сразу начать какую-то невидимую борьбу. У них борьба, а у Алексея бесконечная скука и безразличие, и женщина сразу же переставала для него существовать.
Мила показалась ему другой, она вступила в диалог, просто и на равных. Она ничего не требовала, не хотела. Господи, о чём он только думает? Всё же ясно, он её себе придумал. Что значит разговор в самолете, потом несколько телефонных звонков, одна-единственная встреча? Тоже мне, создал образ… В конце концов, он уже достаточно взрослый мужчина для того, чтобы перестать самому себе рассказывать сказки. Или его возраст как раз-таки и предполагает возврат к сказкам? И ему уже не женщина нужна, а нянька? Так он и не гонится за молодостью. Он отдаёт себе отчёт. Он хочет собеседницу, приятного интеллигентного человека. Получится? Он позвонил в воскресенье, дождался десяти утра, ему показалось это время правильным. В Германии в выходной вообще звонить не положено, нельзя нарушать личное пространство, вторгаться на чужую территорию, а в будний день звони, сколько влезет, с семи утра, никто не удивится. Но он сейчас не у себя дома, а здесь, в Москве, и, наверное, его решение правильное.