Тэррлисс
Шрифт:
Я думала о маме. Да, я ее ненавижу, но что с ней происходит? Почему болезнь прогрессирует и мама все чаще переключается на вторую личность? Я и правда боюсь «Амалию». Откуда же у нее появилось это психическое расстройство? И почему она называет себя «Амалией»? О каком сыне вечно говорит? И почему говорит, что я его убила?!
Спустя пару минут я остановилась, так как увидела парня, который медленно направлялся в мою сторону. Кто это бродит в позднее время? Странно, в Шотле ночью обычно так тихо.
Я внимательно наблюдала за ним. Через несколько секунд на его лицо пал свет от фонаря.
– Ты… ты что тут делаешь? – громко спросила я, уставившись на него.
Выглядел он неважно: измученный вид, уставшая и медленная походка, растрепанные волосы. Он приблизился и, встав напротив, кинул на меня взгляд.
– Ты еще спрашиваешь? Это не я тебя кинул без машины и телефона в другом районе, заставив возвращаться сюда пешком.
– Тебе что – пятки суперклеем обмазали и ты, пока шел, прилипал к асфальту? – съязвила я.
Никита смотрел на меня таким взглядом, будто тоже хотел придушить. Я изменилась в лице: поняла, что остроумие явно не к месту.
– Да лучше бы мне их обмазали клеем, чем я бы проторчал в полиции восемь часов!
– Что? Ты как туда попал? – Я округлила глаза.
– В Шотл нельзя пройти просто так. У меня потребовали документы на въезде. Естественно, я их не взял, я ведь не предполагал, что меня в другом районе кинет одна стерва.
– Как ты меня назвал?
Он опустил голову, резко вздохнул, попятился и снова посмотрел на меня.
– Могу повторить. Я разговариваю с эгоистичной стервой, которая думает только о себе. Я даже спрашивать не буду, что ты делаешь на улице посреди ночи. И не буду спрашивать, почему ты полураздета. Я больше вообще ничего не хочу знать.
– Наконец-то я дожила до момента, когда ты заткнешься и засунешь свое любопытство далеко и надолго.
– Но я скажу тебе вот что. Ты превратилась в настоящую тварь, Лисса. Я терплю тебя каждый день, и мои нервы на исходе. Относишься ко мне и ко всему персоналу так, словно мы мусор подзаборный…
– Вы и есть мусор, – выпалила я и посмотрела Никите прямо в глаза.
– Замолчи! Если у тебя есть деньги, это не повод так обращаться с людьми, у которых их в разы меньше. Ты ничего не добилась в жизни. Все деньги – заслуга твоего отца и дедушки. Ты жалкая малолетняя девка, которая возомнила себя царицей. Думаешь, если я работаю на твою семью, то буду и дальше терпеть все это дерьмо? Нет, дорогая, я сваливаю. Понимаю, что тебе наплевать и в ответ я услышу очередной смешок, но запомни: на свете не найдется ни одного человека, который сможет тебя искренне полюбить. Твой характер убивает все живое в радиусе километра. Вокруг тебя гребаная пустыня!
– Метафорами уже заговорил. Интересно. – Я скрестила руки на груди.
– Я знаю, что раньше ты была другой, поэтому долгое время гадал, что же такого могло случиться в твоей жизни. Что могло породить такую жестокость к окружающим. Я не нашел ответа. Вот и все. И мне очень жаль, что ты убила в себе того человека, каким была раньше. Ты навсегда погрязнешь в одиночестве, если не изменишься. Днем ты вышвырнула меня из машины, оставив на улице без копейки в кармане. Я просидел в обезьяннике, пока эти козлы пытались удостовериться, что я не сбежал из Алегрии. Я за день крошки в рот не положил и глотка воды не
Никита кинул на меня последний взгляд и побрел к дому. Такого я от него ожидать не могла. Хотя мне же было лучше. Он думал, что его речи меня тронут? Ну да, конечно. Уже начинаю плакать и биться в конвульсиях. Наконец-то он перестанет везде таскаться за мной. Больно надо.
Я вздохнула и медленно пошла вдоль дороги. Какие они все смешные. Я высокомерная тварь, омерзительная сука, а они кто? Никто не замечает своих косяков. Фу, аж противно! Ненавижу людей. Каждый считает нужным вставить свои три копейки в мою жизнь. Какая разница, какой я была? Годы идут, все меняется, и я меняюсь. Этого не избежать. Лично мне противно из-за того, что несколько лет назад я была такой наивной. Пыталась всем угодить, старалась проявить свою любовь, а в ответ – что?
Девочка в пышном персиковом платье до колен стояла у мольберта. Тонкие пальцы держали деревянную кисть, которая перемещалась по холсту, оставляя следы от краски. Вот уже несколько часов она рисовала портрет, вкладывая в него все силы и душу.
Дверь в комнату открыл дедушка.
– Лисенок, есть будешь? Повар приготовил твои любимые блюда.
– Деда, спасибо, но я не хочу. Мне нужно дорисовать картину!
Дедушка подошел к ней и улыбнулся, посмотрев на мольберт. На нем был изображен Терри.
Лисса подняла глаза на деда и немного смутилась. Она не хотела никому говорить о том, что испытывает какие-то чувства к кому-то, но, кажется, дедушка давным-давно обо всем догадался.
– Лис, очень красиво! Никогда не перестану говорить о том, что восхищаюсь твоим талантом. Тебе всего лишь двенадцать, а ты прекрасно рисуешь. Представляю, что тебя ожидает…
В комнату заглянул дворецкий.
– К Лиссе пришел какой-то мальчик. – Он сразу же посмотрел на картину и широко улыбнулся. – Кстати, это он!
Лисса покосилась на дворецкого и перевела взгляд на портрет.
– Может, и не он… – с грустью заметила она. – Вы его впустили или нет?
– Пока нет.
Лисса и дедушка подошли к окну. У ворот стоял Эдвард, который ожидал, когда его пригласят в дом.
Дедушка слегка нахмурился и обратился к внучке.
– Это тот парень, который с картины, или его брат?
Лисса и сама плохо понимала, кто же к ней пришел. Она не научилась различать близнецов. Если вблизи можно было рассмотреть цвет глаз, то издалека мальчики были абсолютной копией друг друга.