Террор Бешеного
Шрифт:
— Племянница моя, — как бы между прочим сообщил генерал.
— Ваша племянница! — невольно воскликнул Андрей.
— Самая что ни на есть кровная, — спокойно подтвердил генерал.
— И вы не боитесь?
— О чем вы, майор? — не понял тот.
— С ее-то внешними данными и… — Андрей запнулся, не зная, какими словами определить ее вызывающее поведение.
— Вы о ее показной сексуальности? Это ее забава, майор. — Генерал весело рассмеялся. — За два года работы у меня многие попались на ее удочку. Двадцать три года, а до сих пор девственна. Учится на четвертом курсе юридического факультета Омского университета. Черный
— Пожалуй, — кивнул Андрей, пытаясь понять: почему его, совсем чужого человека, генерал посвятил в некоторые сокровенные семейные дела?
— Все равно вы бы узнали, — словно угадывая его мысли, заметил комдив и язвительно добавил: — Нашепчут.
Чем-то комдив понравился Воронову: то ли своим прямодушием, то ли простотой в общении. Когда они выпили за знакомство, а потом за присутствующих, Андрей спросил:
— Награды за Афган?
— Не только: за Чечню девяносто шестого тоже, — спокойно ответил комдив и пояснил без намека на хвастовство: — Четыре года Афганистан, два года Чечня… Интуиция подсказывает мне, что вас тоже не миновала афганская война?
— У вас отличная интуиция, товарищ генерал, — с усмешкой польстил Андрей.
— Иначе нельзя, особенно в наше время: либо имей интуицию, либо владей информацией. — Генерал заразительно рассмеялся, но тут же стер с лица улыбку, наполнил рюмки и встал.
За ним, взяв рюмку, встал и Воронов, без труда поняв, что за сим последует.
— За вас, ребята, — тихо проговорил комдив, затем отлил несколько капель из рюмки на блюдце. — Пусть земля будет вам пухом.
— Спите спокойно, — добавил Андрей, и они, не чокаясь, опустошили залпом рюмки.
Постояли немного, вспоминая каждый свое, потом сели.
— Ну что, майор, будешь правду искать?
— Постараюсь, — честно ответил Воронов.
— Я и сам бы хотел ее найти… — И, тяжело вздохнув, добавил: — К сожалению, я ничем не могу быть тебе полезен: так получилось, что ни при одном из этих трагических случаев меня не было в части.
— Знаю. Но мне бы все равно хотелось задать вам пару вопросов.
— Отвечу на любой, если знаю ответ, — решительно заявил генерал. — Можете спрашивать хоть сейчас.
— Если не возражаете…
— Наоборот: настаиваю, чтобы более не отвлекаться.
— Как вы можете охарактеризовать тех двух офицеров, которые замещали вас во время вашего отсутствия?
— Если честно?
— Хотелось бы.
— Если честно, то вы ставите меня в неловкое положение, — после недолгой паузы заметил комдив.
— Почему?
— Если я начну хвалить их, вы можете подумать, что я их прикрываю, начну ругать — всякий может бросить камень
— Принимается! — искренне воскликнул Воронов и протянул ему руку…
Дотошно расспросив несчастную мать и тепло попрощавшись с Миленой, Рокотов-младший вернулся в свою квартиру, служившую ему в качестве офиса, отключил телефоны и углубился в размышления.
Разговаривая с Лолитой Грицацуевой, он не нарушил главного правила своего самого первого дела. Это правило заключалось в том, что Константин не только старался не скрывать от пострадавшего, что его ожидает, если тот поручит ему заниматься его делом, но и давал полное представление о своих методах расследования. Вполне возможно, что это правило отрицательно влияло на размер собственных гонораров, но работать по-другому он просто не мог.
Конечно, поступай Константин, как поступают другие сыскари: напусти побольше туману, даже в самых легких ситуациях жалуйся на то, как же было трудно заполучить те или иные сведения, тщательно скрывай, как тебе удалось выкрутиться в той или иной ситуации — и ты станешь для пострадавшего настоящим Богом.
Наиболее совестливые сыщики оправдываются тем, что нужно щадить нервы и здоровье и так пострадавшего клиента: пусть не сомневается в том, что в своей беде он не одинок — рядом с ним надежная защита, которая, ради того, чтобы вытащить его из беды, готова пойти на все.
И конечно же, пострадавший готов снять с себя последнюю рубашку и отдать сыщику, уверенный, что тот вкладывает все силы, чтобы распутать его дело.
Константин считал такое поведение коллег самым настоящим обманом. Какими бы высшими целями и идеями они ни прикрывались.
В данном случае задача усложнялась тем, что пока были неизвестны мотивы похищения: прошло достаточно времени, чтобы похитители объявились и поставили свои условия родителям. А коль скоро они молчат, это значит только одно: ребенок похищен не за тем, чтобы сорвать куш с родителей. Конечно, мотивом похищения является корысть. Даже тогда, когда младенца похищают не для продажи, а для себя.
Конечно, дотошный читатель может спросить: но как же легализовать похищенного ребенка? Как получить на него документы, чтобы доказать перед органами власти, что этот ребенок твой?
Оказалось, что преступники, занимающиеся похищением детей, то есть торговцы живым товаром, отыскали выход и здесь. Дело в том, что в Узбекистане оформление детей до достижении ими полутора лет настолько упрощено, что почти любая женщина, предъявившая ребенка старейшине того или иного селения, тут же получает соответствующий документ о прибавлении семейства…
Если вначале Константин едва ли верил в возможность успеха собственного расследования, то постепенно, получая ответы Лолиты на заданные вопросы, он все больше и больше воодушевлялся и приходил к оптимистическому выводу, что дело не такое уж и безнадежное.
Во-первых, нужно обязательно пообщаться с санитаркой, которая позвала Лолиту в кабинет врача. Конечно, Константин подозревал, что это вряд ли к чему-либо приведет, но санитарка оставалась пока единственным шансом, который грех было упустить.