Террор не пройдет! (Белый легион - 2)
Шрифт:
пришло время базара по теме. Ради него он и пригласил утром Кабана в свой двухэтажный, неуютный, гулкий внутри коттедж с дубовыми буфетами, коврами, рядами икон, настенными росписями, на которых все сплошь олени у озера. Вкус у Черного был специфический - а-ля деревня разбогатевшая. Дом он любил и обставлял его в соответствии со своими незатейливыми представлениями о прекрасном. Кабан заметил, что с прошлого его визита тут прибавилось пара ковров и огромный черный рояль фирмы "Бауэр".
– Богатеешь, - кивнул Кабан на рояль.
– Не моя это хата, - назидательно произнес Черный, скромно потупив взор.
– Общаковская. Дали от
До сих пор у Черного в глубине души ютились отголоски былых незыблемых воровских правил - мол, зазорно вору иметь имущество. Стеснялся он своего благосостояния, чем сильно веселил братву. Кабану пришло в голову, что в чем-то схожие они все, выходцы из Совдепии. И фраера, властью советской запуганные, боящиеся лишнее слово сказать. И бродяги, воровскими законами зашоренные, озирающиеся вечно, оглядывающиеся на мнение общака. Кабан презирал и тех, и других. Он был уверен, что лучшее мироустройство - это нынешние джунгли. И лучшая возможность выжить в них - это когда у тебя злости и оружия побо-ле, чем у других хищников. Поэтому бригаду себе сколотил Кабан - один другого краше. Волки настоящие, крови не боятся, даже любят ее. Числом немного, но все на мокрухах проверенные, кровью повязанные. И знающие, что их бригадир - самый злой и отмороженный из них... Непросто, ох как непросто было отвоевать место под солнцем в городишке на сто первом километре от Москвы, куда издавна ссылали воров и бакланов, дабы они не позорили стольный град. Тут феня была вторым государственным языком, а за слово "козел" сразу насаживали на перо. И то, что Кабан заставил эту публику считаться с собой, дорогого стоило.
– Гурам с разговором был. Обидел ты людей, Дима, - осуждающе произнес Черный.
– Когда это я людей обижал?
– удивился Кабан.
– Не дале, как на той неделе. Две фуры. Кинул.
– Людей я не обижаю. А блядей - с большим удовольствием. Торгаши. Лохи. Это наша добыча.
– Так эти люди под Гурамом были.
– Чего же они сразу не предупредили?
– А ты не спрашивал.
– Поздно уже...
– Хрусты немаленькие. Нехорошо это, Дима. Нехорошо.
– Стоп, Черный. Кто нам работать запретит? Мы честно лохов сделали. И это наша добыча. Скажи, не так?
– По понятиям вроде правильно. Но и Гурам уважаемый человек.
– Чурки черножопые. Пускай в горы валят, там баранам понятия объясняют. Они здесь не хозяева.
– Дима, у бродяг о национальности говорить - грех.
– Это ты чуркам скажи. У них не грех.
– Гурам - законник.
– У них законников больше, чем у нас бакланов... Пусть предъяву делают. Стрелу забивают. Тогда будем тереть... Но только ничего они у меня не получат. Мое - это мое!..
– Ладно, не кипятись, Дима. Что-нибудь придумаем... Покумекаем, придумаем...
– Думай, Черный. У тебя голова большая. Но если что - передай Гураму, что мы к пальбе готовы, как ворошиловские стрелки.
– Достаточно уже настрелялись!
– угрюмо произнес Черный.
– Все вам стрелять, мочить... Раньше мокруха позором была.
– А сейчас если кусок не размочишь, так не проглотишь, - усмехнулся Кабан.
Старый вор только махнул рукой.
– Ладно. Дела ждут, - Кабан поднялся из неудобного дубового кресла. Время - деньги...
Черный устало кивнул, и Кабан вышел
Кабан чувствовал себя спокойно и умиротворенно толко за рулем послушной мощной машины, заглатывающей километры шоссейной дороги. Стоило выйти из салона, и опять - вечный бой, покой только снится...
Первая половина дня прошла в запланированных разъездах. Кабан проехался по основным точкам - автосервису, рынку, - посмотрел, как там порядок. Дела шли. "Шестерки" шестерили. Торгаши торговали. Деньги текли. Все путем. После заехал в районную администрацию. Там жирный боров в галстуке заждался "зеленого" корма - пришлось отслюнявить ему немножко трудовых баксов, а остальные пообещать отдать через пару дней.
Это все была рутина. Ежедневная, постылая. Но последнюю встречу, которую авторитет приберег на сегодняшний день, к рутинным отнести было трудно. В ее ожидании нервы уже натянулись, как провода, а на душе пока еще мягко, но уже выпустили коготки, заскребли кошки.
– Жду, - услышал в трубке мобильника Кабан, когда в кафешке "Паутина" поглощал очередной салат.
Тридцатипятилетний преступный авторитет уже два года вкушал только вегетарианскую пищу и следил за здоровьем, осваивая модные оздоровительные методики.
– Уже лечу, - ответил Кабан.
Наспех закончив обед, он уселся в "Лендровер" и рванул с места, подрезав автобус. Выехал на московскую трассу.
Встреча с Упырем - это целый ритуал. Было заранее обозначено несколько контрольных точек. И Кабан, как дурак, послушно ехал на машине от одной к другой. На каком-то этапе ему на хвост садился Упырь и пытался засечь, нет ли наружного наблюдения. Он действовал настолько профессионально, что Кабану ни разу не удалось отметить миг начала сопровождения. Потом преступный авторитет спешивался. И шел еще несколько кварталов к месту встречи.
Все это Кабан считал признаком запущенной мании преследования. Кому другому авторитет никогда не позволил бы издеваться над собой подобным образом. Но Упырь... Упырь - это совсем другое дело...
После долгих манипуляций Кабан добрался до метро "Новокузнецкая", с трудом приткнул около красивого краснокирпичного храма машину и отправился дальше.
– Метров триста проходишь вперед. И двигаешь к "беседке", проинструктировал Упырь, прозвонив по мобильнику.
– Понял?
Кабан огляделся. Ясно, что Упырь где-то в пределах видимости, но авторитет его не увидел. И раздраженно воскликнул:
– Как мальчишка бегаю!
– Кабан, ты понял?
– Да.
– Вот и хорошо.
"Чтоб ты мобилой своей подавился!" - зло подумал Кабан.
В ларьке рядом с метро он купил орешки.
– Мужик, тебе рубля не жалко?
– заканючил при-ларечный ханыга.
– Только на твои похороны, сука синяя, - бросил Кабан.
– Все понял, - ханыга бочком начал отодвигаться, в глазах появился страх человека, привыкшего все время получать по ребрам и отлично ощущавшего, от кого можно огрести по полной программе. Кабан хмыкнул и подумал, что этот страх должен быть компенсирован.