Тесак, Фургал и другие. «Странные» смерти, дела и быт в российских тюрьмах
Шрифт:
– Вы с Червонцем сидели одновременно?
– Когда он вторую попытку побега предпринял – да. Мы тогда оба уже были под расстрелом.
– Правда, что вы напились, пока вели переговоры по освобождению?
– Напились? В кабинете оперативника мы нашли одну бутылку коньяка. Но разве это серьезно – на семь здоровых мужиков? Не были мы пьяными. Это все попытки выставить нас в неприглядном свете.
– А зачем вы просили, чтобы к стенам «Крестов» приехал на переговоры с вами журналист
– Нет, не просил я. Хотите правду? Вы же не напечатаете.
– Напечатаем.
– История не очень красивая. Невзоров приехал снимать репортаж. И он спросил у нас: двери закрыты так, что их не открыть? Я ответил: мы не можем никак открыть, болты железные вбиты и их невозможно вытащить. Он снова спрашивает: то есть вы со своей стороны дверь никак не откроете? Я опять отвечаю: это невозможно. Он в третий раз спросил. Я поразился тому, что он такой непонятливый. А после третьего ответа он обратился к своему оператору. Типа «Саш, снимай! Я предлагаю поменять заложников на меня!» То есть он потому это предложил, что точно знал – двери не открыть. История была именно такая. Готов в глаза Невзорову ее рассказать.
– Спустя столько лет сожалеете, что убили сотрудника? Читала, что вы ударили его заточкой много раз и это от злости и ненависти из-за того, что штурм начинается и побег не удался.
– Вы думаете, это я убил? Не думаю, что из-за ненависти, вместо 10 лет, которые мне светили, я хотел заработать смертную казнь. А вы не задавались вопросом: почему нигде не было фото погибшего? В материалах уголовного дела их тоже не было, на суде их не представляли. Если бы такие снимки обнародовали, то всем стало бы понятна причина смерти. Спросите у моего сокамерника Павла Шувалова, как все было. В тот день он, будучи милиционером, дежурил в 200 метрах от входа в Кресты. Те, кто штурмовал нас, рассказывали ему, как все было.
– Получается, что вы с Шуваловым в одной камере? Тогда, в роковой для вас день, были рядом, не зная друг о друге, а сейчас вообще вместе! Это же почти мистика!
– Родственные души. (Усмехается.) Вы расспросите его про тот день. Кстати, никакой он не маньяк, по-моему.
– Почему вы не пытались доказать, что не убивали сотрудника?
– Все равно никому ничего не объяснишь. Никто не услышит.
– Если бы тот побег удался, то как могла бы сложиться ваша жизнь?
– Думаю, ничего бы хорошего не случилось. У меня был, конечно, план, куда бежать, где прятаться. Но долго так, наверное, не могло бы продолжаться. Я никуда не пишу, никаких прошений. Я даже о помиловании не просил, когда четыре года под смертной казнью был. Но вот помиловали, и слава Богу. В 1999 году приехал сюда. Первые ощущения – ничего хорошего. Какие могут быть ощущения, когда ты
«Владимирский централ»
Каждый второй арестант – психопат: что происходит во «Владимирском централе»
Тюрьма, застава и кладбище – три главных достопримечательности Владимира, которые к тому же появились примерно в одно и то же время и за два с половиной столетия почти сроднились. Когда-то город был настолько мал, что местные жители шутили: начинается тюрьмой, а заканчивается кладбищем. Для тех, кто не знает, поясню всю иронию – они примыкают друг к другу вплотную.
Так что зайти во «Владимирский централ» мы решили со стороны старинного Князь-Владимирского кладбища. И встретили нас не строгие надзиратели, гремящие железными ключами, а вереница могил (в одной из них похоронена мать Ворошилова), часть которых без крестов и надгробий.
Кто, думаете, их выкапывал? Кто убирал некрополь? Арестанты! Когда же приходил их час, они находили упокоение тут же. Но между кладбищем и тюрьмой случались и, скажем так, трения. Сохранилась, к примеру, жалоба на детей тюремщиков, которые ломают кресты, бросают камнями в памятники и т. д. Другая бумага рассказывает, как без всякого согласования и учета хоронили на кладбище умерших в тюрьме арестантов. Тут же постановление: «Довести до начальника арестантских рот правила захоронения и таксу на землю».
В 1907 году революционер (будущий великий военачальник) Михаил Фрунзе, которого за нападение на полицейского при исполнении приговорили к смертной казни, разработал план побега. Из своей камеры во «Владимирском централе» он собирался по крышам пробраться во двор, а оттуда через забор на кладбище. Но в вечер побега надзиратель (он должен был подать знак, когда надо бежать) струсил. Фрунзе тогда не расстреляли – иначе бы на кладбище он попал, скажем так, традиционным путем.
– Участок для арестантских захоронений был выделен вот тут, прямо у стены, которая разделяет кладбище и тюрьму, – говорит действующий сотрудник «Владимирского централа» Игорь Закурдаев. – Никто вам не скажет, сколько тут тел. Сотни, может, тысячи. На могилы и надгробия не смотрите – их установили совсем недавно в память об узниках. А так-то все тут вперемешку.
Конец ознакомительного фрагмента.