Тесная кожа
Шрифт:
– У меня уже есть, - хохотнула Ши и допила чашку до дна.
– Свой собственный. Жгучая темная субстанция, которая густеет, затвердевает в хитиновую оболочку. Выпрастываются клешни, гуляют усы... ам! Рак - вот мой Грааль.
– Ты что - обследовалась, что так говоришь?
– Не надо мне никаких обследований, я и без них знаю. Разве по мне не видно?
– Ну...
– Брон неуверенно поерзал на стуле. Он не стремился успокоить и разубедить собеседницу, еще чего - он говорил, как думал.
– Может, у тебя просто конституция такая, или гастрит. Мало ешь, много куришь...
Вместо ответа Ши набрала в плоскую
– Грааль, - проскрипела она удушливым скрипом, будто наглаживала воздушный шарик - до судорог, зуда и тошноты. Потом поболтала чашкой и проглотила черную смесь.
– Я тебя обманула, - сказала Ши.
– Человеком я тоже не хочу быть. Я никем не хочу. Возможно, чем. Скажем, каким-нибудь процессом... или содержанием.
Она лукаво посмотрела на Познобшина.
Брон почувствовал сладостный и жуткий спазм в животе.
– Давай все-таки выпьем, - предложил он снова.
– Кажется, мне сегодня повезло.
И ему снова померещилось, что за него разговаривает кто-то другой.
– Клеишь меня?
– равнодушно осведомилась Ши.
– Пока не знаю.
– Но это человеческое занятие, не находишь?
– Нахожу. Но теперь начинаю верить, что не всегда.
– То есть?
– Ты же дочка инопланетян. Не каждому человеку захочется клеить.
– Ну, конечно!
– рассмеялась Ши.
– Плохо ты знаешь людей. Им, бывает, хочется такого... А за кадром - будни. Копни где хочешь, и штык лопаты рано или поздно звякнет, напоровшись на ларец. Откроешь, а там... засохшая роза и пачка гондонов. Ничего высокого. Великая любовь Ромео и Джульетты продолжалась шесть дней. Максимум семь, не помню. Ты об этом знаешь?
Брон отрицательно покачал головой.
– Вот знай. А до нее была другая, столь же пылкая, но Ромео угораздило стать с подветренной стороны, он нюхнул, и - помчался, забыв, что было... А Гамлет был тучен. Боров со шпагой, обиженный на мир жиртрест. Детская злоба, разрядившаяся в пух и прах. А Тристан... В комментариях к Мэлори говорится, что имя его происходит вовсе не от triste. Никакого он не "горестного рождения". Оно произошла от Drostan, так звали пиктских "царьков". Дростан и Изольда - так-то вернее, да?
– Ты говоришь, словно в чем-то меня разубеждаешь, - сказал Брон.
– Это лишнее. Мне нет дела до Тристана и Гамлета. Они люди, да еще придуманные. И на хрен мне твои гадости. Плевать я хотел и на гадости, и на радости. Мне хочется другого - понимаешь?
– Еще как. Но гадость засасывает, согласен? Если ты заблудился, то рано или поздно тебя вместе с прочим дерьмом прибьет... куда надо.
– Ну, все может быть. Но я надеюсь на везенье. Как повезло Робинзону Крузо. Необитаемые острова еще встречаются.
Ши достала из нагрудного кармана болгарскую отраву, щелкнула зажигалкой.
– Придется поискать, - заметила она, выпуская дым и довершая сходство с тлеющей головней.
– Если не раздумал, возьми чего-нибудь.
– Ага, - кивнул Брон.
– Почему ты - Ши? Прозвище?
– Ши - это английское местоимение. И всякое прочее. Шейла, Шарлотта, Ширли. Шигелла, шизофрения, шит, шимпанзе. Нечто вроде определения.
– А на самом деле?
– Я не знаю никакого на самом деле. Это самое дело может
– Типа?
– Ведешь себя, как человек.
– Веду. Я и есть человек. За неимением гербовой пишем на простой.
Ши зашлась в приступе кашля. Лоб сморщился, брови сошлись, из глубины зрачков будто вытолкнулось ближе к свету что-то еще более темное. Сквозь скулы проступило пламя.
– У нас есть немного времени в запасе, - сообщила она, отдышавшись и разглядывая ладонь. Вулкан плевался кипящей кровью.
– Месяца два. Куда мы пойдем?
6
Город
"... Многие, многие возможности. До великой блудницы не дотянули, просто даем.
Шурин, я надеюсь, что не увижу тебя никогда. Кабель, по которому к тебе поступает мое питательное воображение, перерезан. Теперь, хранимый диким людом, ты одичаешь бесповоротно. Ты будешь шастать по лесу, все более уверенно петляя и путая след, будешь метить территорию едкими струями. Скоро ты подцепишь сап или ящур и станешь, поправившись, еще здоровее. Впереди у тебя - освежающий бруцеллез, паразиты под шкурой, зимняя спячка, тревожная луна.
...Возвращаюсь, предвкушая коллективное творчество. Мой вклад ничтожен. Необитаемые острова потому и пустынны, что суть фантазии одиноких романтиков. А здесь владычествует слово, повторенное на многие лады. Шепотом, в голос, спьяну, сдуру, во славу, в погибель, с печалью, с восторгом, сквозь зубы, сквозь пальцы и вскользь. Лягушачий хор, кошачий концерт, я подтягиваю. Музыка и слова народные, мне остается ри-мейк. Гимн, обязательный к исполнению, навязанный мотив.
Мотаем версты, облегченно сбрасывая балласт: другие версты с их пустынными полями, ловчими кафе и автозаправочными станциями. Общее дыхание будто учащается в преддверии Колпино и Тосно, но воздуха не хватает. Тонкий бензин распылен в вечерней атмосфере. В небе проступает звездная сыпь, зреет бледный лунный волдырь. Ненавязчивая разбавленная Луна как условие существования, горные цепи - как грязь на немытом лице.
Я закрываю глаза. Можно не смотреть, сознаться в лунатизме и бродить по улицам, додумывая всякую всячину - ничто не изменится, никто не заметит. Слабый дымок подозрительных благовоний. Можно отдыхать, а то и вовсе испаряться. В городе водятся серьезные фантазеры. Они сообщают совместному блюду особенный пикантный аромат. Определить, из какого сортира надерганы специи, можно только разжевав до кашицы. А так, в разогретом виде, имеем нечто вроде шавермы: ввел в рацион, заплатил, сожрал, покачал головой и отправился, насытившись, дальше. Вообще, он чернеет, любимый город. Спит не спокойно, вообще не спит: контролирует. Не бреется, зарос, как шимпанзе, наел цветастое брюшко. Я не исключаю, что ему просто надоело быть городом, он осторожно пробует что-то еще.
...Героические врата, интуристы, витрины. Въезжая, помни о подвиге. Вот и первый неизвестный солдат: ленточки, ограждения. Прогуливается бронежилет, летняя форма одежды. Размахивает полосатой палкой. Боец, одетый в толстый пиджак, лежит головой на поребрике. Рубиновая лужа. Солипсисты столпились, смотрят, что получилось. Получился вездеход в пробоинах. Там, в ГВН-е разъезжая, был бы цел.
Шурин ведет себя так, будто ему известна некая альтернатива.
Шмыгая носом, подчищает благодать хлебушком.