Тест для убийцы
Шрифт:
Выехав с парковки возле Браун-Холла, Мэри свернула направо на Монтгомери. Через три часа она будет в Кентукки, и кошмар останется в прошлом.
42
Мэри остановилась на светофоре на углу Прайд-стрит и Монтгомери. Перед машиной проходили студенты с туго набитыми чемоданами в руках. До шоссе № 64 оставалось шесть миль, которые приведут Мэри домой в Кентукки. Но какое-то странное чувство не давало ей покоя. Как будто нечто осталось невскрытым, как гнойник. Отсутствие итога. Ощущение незавершенности.
«Я обожаю свой кабинет.
Мэри свернула направо, на Прайд. Она едва не сбила переходившего улицу студента, который выругался в ее адрес. Мэри понятия не имела, куда направляется, — просто ехала в надежде, что интуиция выведет ее на нужный путь.
Дом Уильямса был совсем неподалеку от дороги. Притормозив на подъезде, Мэри заметила, что пикапа профессора нет на месте. Девушка остановилась у обочины и вышла.
«Что же ты делаешь, Мэри?» — спросила она себя.
Позвонив в дверь, девушка немного подождала. Огромный клен, возвышавшийся над домом профессора, пылал оранжевым.
Когда никто не отозвался на звонок, Мэри обошла дом и заглянула в одно из окон. Она ожидала увидеть голые стены и пыльный пол, совсем как в мотеле или у Коллинзов, но внутри оказалась та же гостиная, которую Мэри видела в ночь вечеринки. Там стоял тот же самый диван, на котором сидел Уильямс, когда она ушла домой, а обеденный столик был сплошь уставлен посудой, которой явно недавно пользовались. Даже масло еще не убрали.
Мэри пошла к черному ходу. Поднявшись по ступенькам крыльца, заглянула в мозаичное стекло двери. Перед ней предстала та же картина: обычный дом, в котором определенно кто-то живет. Мэри увидела кухню, а за ней коридор, ведущий в спальню Уильямса.
«Ты совсем спятила, Мэри. Никак не можешь выкинуть все это из головы. А сейчас поехали домой. Пора убраться как можно дальше отсюда».
Развернувшись, чтобы уйти, Мэри краем глаза заметила внутри дома какое-то движение. Она видела дверь в передней части коридора. Кабинет Уильямса. Дверь была открыта. В кабинете виднелся письменный стол, на котором в изменчивом вечернем свете что-то поблескивало. Мэри прищурилась, чтобы получше рассмотреть этот предмет, но едва она прижалась к дверному стеклу, как позади во дворе послышался шорох шагов по палой листве.
— Вам помочь? — раздался голос.
Обернувшись, Мэри увидела женщину.
Полли.
43
— Я… я только… — запиналась Мэри. — Профессор Уильямс ведет у нас логику, и он взял у меня одну бумажку, которая мне очень нужна.
— Разве сегодня не конец семестра? — спросила Полли. На женщине было пальто горохового цвета, и она стояла, скрестив руки, закрываясь от пронзительного ветра. По мнению Мэри, Полли не выглядела на сорок лет. Она держалась совсем как молодая девушка, но на лице ее отпечатались долгие годы тяжелых испытаний. Полли держала на поводке собаку. Протянув руку, она прищепкой прикрепила поводок к натянутой между кленами бельевой веревке.
— Да, конечно, — пустилась в объяснения Мэри, — но я получу «неуд», если не сдам работу до конца каникул.
— А-а, — произнесла Полли. — Вы знаете, где лежат ваши вещи?
— Да. По-моему, профессор говорил, что оставит бумаги у себя в столе.
—
Полли открыла заднюю дверь, и они вошли в дом. Женщина стала убирать посуду, расставленную по всему столу, а Мэри направилась в кабинет. Проверив, не следит ли за ней Полли, девушка принялась обыскивать стол Уильямса.
«Какого черта ты ищешь?»
Мэри сама не знала. Открыв ящики, она порылась среди бумаг, не сводя глаз с Полли в другой комнате. Снаружи, пересекая последние солнечные лучи уходящего дня, плыли облака, и вновь на столе блеснул тот предмет.
Мэри заметила его в самом центре стола. Пресс-папье.
Пресс-папье прижимало манильский конверт. Когда Мэри извлекла его, из соседней комнаты раздался голос Полли:
— Вам нравится, как преподает папа?
— Да, конечно, — отозвалась Мэри. — Он такой… интересный лектор.
— Некоторые говорят, что его курс странный. Он никогда не рассказывает, что читает, но я знаю, что папа любит головоломки. Он у меня из тех людей, которые никогда не отвечают на вопрос прямо, а вынуждают тебя саму догадаться. Папа всегда был таким.
— Ага, — сказала Мэри рассеянно. В конверте оказалась адресованная ей записка.
Дорогая Мэри,
я знал, что вы так просто не отступитесь. Есть кое-что, о чем я не мог рассказать в машине. Я предчувствую, что вы единственный человек, который не остановится, пока не узнает всю правду. Что ж, многие подробности мне самому неизвестны. Здесь то, что Орман и Свин не нашли в гараже. Надеюсь, это поможет.
Искренне ваш,
Леонард Уильямс.
В конверте Мэри обнаружила две уже знакомые фотографии: красная «хонда-цивик» и черный лабрадор. И больше ничего.
— Ну что, нашли? — спросила Полли, стоя в дверях. Она протирала тарелку посудным полотенцем. У Полли были длинные темные волосы, и Мэри посмотрела женщине в глаза. В них она увидела отпечаток нескончаемой затаенной боли.
— Вот, — ответила Мэри, поднимая конверт.
— Отлично. Отец вечно устраивает у себя такой кавардак, и вам крупно повезло, что вы вообще здесь что-то раскопали. Каждый раз, как я приезжаю домой погостить, мне почти все время приходится за ним прибираться.
Полли проводила девушку до входной двери. Мэри хотела так много спросить у нее, но, конечно, не могла. Когда она шла к машине, Полли сказала ей в след:
— Удачных каникул.
— Спасибо, — сказала в ответ Мэри.
Полли закрыла дверь и включила фонарь на крыльце. Темнело.
44
На другом конце студенческого городка в своей комнате в доме «Тау», с нетерпением ожидая телефонного звонка, сидел Дэннис Флаэрти. Как это нередко бывало, он думал об Элизабет, пытаясь понять, как же все зашло так далеко. Рядом с ним на кровати лежал черный мешок для мусора. Дэннис никак не мог решиться открыть его. Игра подошла к концу, и закончить все было непросто, хотя Дэннис и знал, что ему придется подчиниться, если он хочет спокойно жить дальше… и если хочет найти способ вернуть Элизабет.