Тест на измену
Шрифт:
Не вижу смысла придумывать какую-то отговорку. Говорю, как есть. Мне больше нечего скрывать от Ромы. И беречь его чувства я не собираюсь.
— А ты давно знаешь Ренату? — задаю встречный вопрос.
Задумывается над своим ответом.
— Двенадцать лет.
Да, сегодня у нас утро откровений. После признания Ромы в измене уже ни в чем не страшно признаваться ни ему, ни мне.
— Почему не рассказал мне о ней?
— Я не знал, что о ней рассказывать.
— Что есть.
— Это слишком сложно.
Замолкаем. По времени я уже должна выходить из душа, если хочу успеть на работу вовремя.
— А у тебя было с ним что-то?
Рома никогда не называет Пашу по имени. Для Ромы Паша — это тот, кого нельзя называть.
— Он хотел меня поцеловать, но я не дала.
— Почему?
— Не могла тебе изменить.
Ухмыляется.
— А он что, простил тебя, раз лез целоваться?
— Не знаю.
Хороший вопрос. Нет, Паша меня не простил, но хочется верить, что порыв меня поцеловать означает, что его чувства не до конца угасли.
— Но я тебя простить не могу, Рома.
— Я понимаю.
Повисает молчание. Мы глядим друг на друга, как в последний раз. А может, не «как», а действительно в последний раз.
— И ты не сожалеешь, что переспал с ней?
Не знаю, что хочу услышать от Ромы. Его раскаяние мне не нужно. Куда мне деть его «Прости»? Пускай оставит себе.
— Я не сожалею, что переспал с ней, но я сожалею, что сделал это, находясь в браке с тобой, сожалею, что изменил тебе. Прости меня, Арина. Ты не заслужила, чтобы тебе изменили.
— Заслужила, — горько улыбаюсь. — Я заслужила, чтобы мне изменили.
Мы оба понимаем, что я имею в виду. Боль, которую я причина Паше, вернулась ко мне самой. Бумеранг сильно приложил меня башкой об стену. Так мне и надо.
— Ненавидишь меня? — спрашивает.
Как ни странно, но нет, понимаю с удивлением для себя самой. Есть боль, горечь, разочарование, но не ненависть. А еще есть тихая щемящая грусть. Такое чувство испытываешь, когда навсегда уезжаешь из родного города. Понимаешь умом — твой отъезд к лучшему, он необходим, нечего больше здесь делать, а все равно на душе до слез погано. Как будто часть тебя вырывают с корнем.
— Нет, не ненавижу. Только не понимаю, почему ты это сделал. Сначала сайт знакомств, теперь настоящая измена. Почему, Рома? — голос надламывается, и на глазах выступают слезы, которые я старалась сдерживать на протяжении всего разговора.
— Наверное, потому что наша любовь прошла.
Рома озвучивает вслух то, что я и так понимала.
— А она была? — задаю новый интересующий вопрос.
— Знаешь, я думал об этом. Мы вспыхнули друг другом с первого взгляда. Что это было: любовь или страсть?
— Я думала, что любовь.
— Тогда зачем ты хранила свадебное платье, предназначенное для свадьбы с ним? Тогда почему все время его вспоминала, думала о нем, сравнивала с ним меня? Зачем все это было, если ты меня любила, Арина?
— Это происходило неосознанно, — честно признаюсь.
Правда, зачем я это делала? Зачем храню платье для свадьбы с Пашей? Зачем постоянно сравнивала Рому с ним?
— Мы делаем неосознанно то, что на самом деле хотим сделать больше всего, — Рома отвечает на мои немые вопросы.
— Значит, мы никогда друг друга не любили?
— Не знаю. Мне кажется, любили. Но это была другая
Да… Так иногда бывает.
Больше не о чем говорить. Да и сложно это — сидеть так друг напротив друга и вести спокойную беседу, когда тебя разрывает на части от эмоций. Как бы то ни было, а мы с Ромой провели вместе семь лет. Это были разные семь лет: где-то счастливые, где-то грустные, где-то тяжелые, где-то веселые. Поэтому сейчас мне больно.
Больно от его измены. Больно от того, что мы теперь чужие. Больно начинать новую страницу жизни.
А еще страшно. Что теперь впереди? Неизвестность.
Но я верю: все, что ни делается, все так, как надо, и только к лучшему.
Глава 38. Радостный лучик
Осень наступила быстро. Всего-то девятое сентября на календаре, а холодно так, что без куртки и шапки из дома не выйдешь. Я завершаю мучительный процесс перевоза всех своих вещей от Ромы к родителям. Это сложно. Не столько физически, сколько морально. Ни один чемодан, ни одну коробку не получилось собрать без слез. Все такое родное в этой квартире, даже не представляю, что больше не буду здесь жить. Привычка — очень сильная вещь.
После откровенного разговора о расставании мы с Ромой поговорили еще раз. Нет, мы не обсуждали наши чувства, мы обсуждали наше имущество. Оно у нас вроде как совместно нажитое, так что по закону должно делиться пополам. Но мы решили договориться иначе: на кого что оформлено, то тому и остается.
В кино истории большой любви заканчиваются трагедией вселенского масштаба, а в жизни — дележкой денег и имущества.
Как такового общего бюджета у нас не было. Рома платил ипотеку и коммуналку. Продукты покупал тот, кто ходил в магазин. Если шли вместе, то чаще платил Рома, но иногда могла я. Моя зарплата приходила мне на карточку, зарплата Ромы — ему на карточку. Он не спрашивал, на что я трачу свою зарплату, я не спрашивала, на что он тратит свою. Каких-то крупных совместных покупок помимо квартиры у нас не было. Но 90 % денег в квартиру вложил Рома, моих там только 10 %, а то и меньше. На первоначальный взнос дали средства родители Ромы, мои по понятным причинам не дали ни рубля.
В общем, я отказалась от претензий на квартиру, а Рома сказал, что я ничего не должна ему за машину. Он помог мне ее купить. Мне не хватало половины суммы, я собиралась брать автокредит, а муж сказал, что даст мне недостающую часть.
Родители не комментируют наш с Ромой развод, но в их глазах так и читается: «МЫ ЖЕ ГОВОРИЛИ». В какой-то момент я даже начинаю жалеть, что переехала к ним, а не сняла квартиру. Так было бы проще.
Отыскав где-то в чемоданах куртку с шапкой, собираюсь на встречу с Мариной, сестрой Паши. Мне отчаянно требуется проветриться после того, как я вывезла из квартиры Ромы все свои вещи и отдала ему ключи. Это была еще одна тяжелая сцена для нас обоих. Мы понимали, что скорее всего видимся последний раз в жизни. В загс за свидетельством о разводе пойдём по отдельности.