Тетрадь третья
Шрифт:
— Дура! Дура! Дура! Седые волосы на молодом лбу. Или у тебя нет зеркала? Или ты не видишь, что ты — седая? Или ты не видишь, что ты молодая? Да я бы душу — другого у меня сейчас ничего нет, да и этого — нет — и никогда не было! — отдала за твое молодое лицо из к<оторо>го я — чего бы ни сделала! Презираю — ибо вся ты — презрение ко мне: моей красной шляпке на желтых волосах, моим желтым волосам на старом лбу. Вся ты — уничтожение меня — всей.
— Ничего. В цвете лет. Неплох. Сейчас — очень хорош. А тогда — был бы вол для моей колесницы.
Переигрыванье красного и соломенного. Молодость так же переигрывала в ней, как красная и белая солома.
Дело для нее было явно не в наших лицах (красивых,
Ушла от нас, загораживаясь от нас как от солнца.
Вариант:
Загораживалась от нас как от солнца. Ушла от нас как от солнца.
Милая тень, что тебя ко мне влечет? Ты зла, черства, бездушна, ты наверное не поняла бы ни одной строки, а и поняв — отвергла бы. Ты из ненавистной мне расы пожирателей и господ жизни (пожирательниц и госпож!), ты — уничтожение всей меня, а как бы я, ради тебя — себя уничтожила бы!
Знаю. То, чего нет на пляже, то от отсутствия чего с пляжа — бегу: трагедия. Человека (он на этот раз зовется старой кокеткой) со смертью. Бывшего цветка, еще почти-цветка — еще чуточку-цветка! — с черепом, с заступом. Не: — Почему так всё кончается?! — а: — Не хочу, чтобы это кончилось! — Пусть всё кончится только не это!
Ты, свою молодость бы купившая — ценой всех жизней!
Ты была родной дочерью Людовика XV — apr`es moi le d'eluge! [8] — да и XIV — l’Etat, c’est moi. [9] Такие на Титанике, <сверху, над окончанием: ах>, отталкивая, в море сбрасывая чужих маленьких детей (своих у них нет и быть не может!), первые бросаются в спасательные лодки — спасать красоту!
8
После меня хоть потоп! (фр.)
9
Государство — это я (фр.)
Милая и злая чужая, родная чужая, такая недосягаемая под красными полями шляпы. (Заёмная кровь, весна.)
Вся я в ту секунду сводилась к укору: — почему Бог не создал меня мужчиной, чтобы в этот данный час (твой — последний!) любить тебя? — так, чтобы этой любовью вызвать на твоем лице окончательную победу молодости — улыбку.
(Спутник, огорченно и покорно: Pourquoi avons nous d^u partir? Nous 'etions si bien l`a. [10]
10
Почему мы должны были уйти? Нам было там так хорошо (фр.)
L`a [11] — это мы. Он — нашей молодостью — грелся…
— И о нем. — )
П. П. С<увчинский> [12] — мне:
— Через десять лет забудут!
— Через двести — вспомнят!
Еще — Красная шляпка:
— Что меня в этом возгласе обрадовало, озолотило, осчастливило? Сознание, что и на этот раз не выдумала, что это есть — помимо меня. Что — увидела, не нагадала. Освобождение от вечной муки сомнений поэта, навязанной ему всеми его ненавистниками и доброжелателями: а может быть ты всё это выдумал? (В устах ненавистника — хула, доброжелателя — хвала, в ушах и сердце поэта — мука. Мы ведь только (и точно) правды хотим: вещи как она есть (внутри).)
11
Там (фр.)
12
Сувчинский
Поэт: Иоанн, из к<оторо>го постепенно делают Фому.
Dunkle Zypressen!
Die Welt ist gar zu lustig —
Es wird doch alles vergessen. [13]
(Этих стихов Lenau, виденных когда-то в детстве в альбоме моей матери (ее рукой), я потом никогда не обнаружила — два раза покупала из-за них Lenau — нету!)
…Не говори с тоской: их нет,
Но с благодарностию — были. [14]
13
«Темные кипарисы
Мир слишком весел —
Все будет забыто» (нем.)
Цитата из ст-ния Т. Шторма «Frauen-Ritornelle»; Цветаева ошибочно приписывала эти строки Н. Ленау.
14
Из ст-ния В. А. Жуковского «Воспоминание».
(Оба — эпиграфы для П<ерекопа>)
После этой записи начинается П<ерекоп>. Первые строки, карандашом:
Земля была суха, как соль —
Земля хотела пить
(просила — пить)
(NB! Потом не вошло — жаль: символ — и достоверность. 1938 г.)
Не странно: на солончаке
Кончалась соль земли
Черепах будем жрать
(пометка «soup de tortue»… [15] )
15
«черепаховый суп» (фр.).
Пометка: П<ерекоп> начат 1-го августа 1928 г., в Понтайяке. Дай Бог!
Отрывок письма: — Мой родной, Вы не знаете, как сжалось у меня сердце, когда я по возвращении прочла «только не в четверг apr`es-midi [16] » — это, кажется, моя первая боль от Вас, я увидела, что в своей безрасчетности — просчиталась, либо Вы мне мстите (мне — Вы, когда мы — братья!) — либо мы (Вы + я, я + Вы) в данную минуту жизни для Вас не то, что для меня, т. е. не ВСЁ. Какая-то другая жизнь, где меня (нас с вами) нет, другие уговоры, и — главное — за час до моего отъезда. Родной, неужели Вам с другими лучше, чем с нами. Как мне больно.
16
после полудня (во второй половине дня) (фр.)
(Очевидно — Н. П. Г<ронскому> и очевидно — случайно посреди тетрадки, на первом свободном месте, п. ч. уехала значительно позже, а тут — отъезд. МЦ. 1938 г.)
Мур — 9-го августа 1938 г. [17]
— Очень, очень жалко, что папа уехал! Я теперь с одним мамом остался!
…В четверг Вы [18] были один дома, в субботу я — одна, а встретились мы в пятницу. Что это, как не жизнь, с ее непрерывными случайностями, с ее мазней, жизнь — обратное сну (чистовику сна), где всё когда надо и как надо.
17
Очевидно, описка в дате и следует читать: «1928».
18
Обращено к Н. П. Гронскому