Тетя Ася, дядя Вахо и одна свадьба
Шрифт:
– Ты не местная, что ли? – спросила женщина.
– Местная, только давно не была, – ответила Нина.
– Сейчас все живут где хочешь, только не дома. А знаешь, как наши бабки говорили? Живи в доме, тогда он не рухнет! Вот что главное. – Женщина повернулась к окну.
Нина доехала до поворота, отдала деньги и пошла пешком к дому. Около подъезда сидел Рафик.
– Дедуля, почему мне не позвонила? – окликнул он ее обиженно.
– На маршрутке доехала, спасибо.
– А позвонить рука отвалится? Я же волнуюсь, и Ася волнуется!
На его голос, как по команде, во всех окнах появились женские силуэты. Занавески отодвигались, и соседки выглядывали из окон.
– Это Нина
– Ну где ты ходишь? – Крестная ждала у подъезда.
– С Лялей разговаривала, – ответила Нина.
– Ой, она совсем с ума сошла! Даже рисовать разучилась! Если когда и умела… Представляешь, она тут внучку Вали так нарисовала, что родная бабушка девочку не узнала! Голубые глаза, волосы белые, да еще корону пририсовала. Ну ты представляешь?
– Представляю…
– Что ты представляешь? Это ты не видела внучку Вали! Там такая девочка! У нее такой нос! Такие брови! А месяц назад у нее вши завелись, так Валя ее побрила. Я считаю, правильно сделала, волос хороший вырастет. Но Валя ее плохо побрила – бритва старая. Клоки торчат из головы. А Ляля ее с кудрями белыми нарисовала! Вот скажи мне, это разве смешно? Зачем так девочку обижать?
– А Вале портрет понравился? – уточнила Нина.
– Конечно, понравился. Еще как понравился! Она его на стену повесила!
– Поэтому Ляля так и нарисовала.
– Не поняла я сейчас тебя…
– Пойдемте спать, теть Ась, я с ног валюсь.
– Пойдем, на тебе фонарик.
– Я и телефоном могу посветить. – Нина включила телефон.
– Слушай, какая ты умная. Я бы ни за что не додумалась телефоном! – Тетя Ася смотрела на Нинин светящийся телефон, как на чудо.
Нина легла на кровать тети Аси и тут же провалилась в сон. Крестная заходила, включала вентилятор, закрывала окно, убирала со стола, смотрела телевизор. Нина ничего не слышала. Сон был глубоким, таким, как в детстве, когда она засыпала в главной комнате в квартире, которая в зависимости от времени суток была и ее комнатой, и спальней, и столовой. Стол раздвигался, диван раскладывался, но Нина всегда засыпала в кресле, откуда мама переносила ее на руках в маленькую кладовку, где помещались только матрас и полки, сооруженные дядей Вахо. Ни у кого не было такой комнаты, «своей», самой настоящей, только у Нины. Она не помнила, как засыпала, но всегда просыпалась на своем матрасике. Мама говорила, что ее невозможно разбудить, слоны могут ходить, Нина не проснется.
Так было и сейчас. Нина рухнула на кровать крестной одетой, даже не умывшись. Сил не было никаких. Она думала, что вообще не уснет от обилия впечатлений и усталости, но уснула, едва коснувшись головой подушки.
Нина проснулась оттого, что где-то наверху истошно лаяла собака. Прямо заходилась лаем. Она посмотрела на часы – три ночи. Собака лаять перестала, но начала каркать ворона. Нина закрыла глаза и постаралась заснуть. Однако карканье сменилось истошным мяуканьем, а потом опять начала лаять собака. Пришлось встать, накинуть халат и выйти из комнаты. Тетя Ася сидела на кухне и смотрела в потолок.
– Теть Ась, что это? – испуганно спросила Нина.
– Полнолуние, вот что происходит, – ответила крестная, злая, как сто чертей.
Нина ничего не поняла и присела на краешек стула. Крестная продолжала сверлить взглядом потолок. Когда опять залаяла собака, раздался мужской крик:
– Сона, заткнись уже, сучья ты дочь!
В ответ на этот крик начала каркать ворона.
– Я сейчас встану с кровати и сам тебе рот заклею! – опять закричал мужской голос.
В ответ замяукала кошка.
– Что происходит? – спросила Нина.
– Это Сона, – ответила
– Сона? Соседка? – спросила Нина, которая никак не могла привыкнуть к тому, что на все ее вопросы давались прямые ответы. Без подробностей. Как будто она сама должна была догадаться, почему Сона, которая вывешивает плюшевые игрушки на трос, лает и мяукает в полнолуние.
Тетя Ася посмотрела на нее и тяжело вздохнула.
– Ты же помнишь Сону? Когда ты маленькая была, она тебе зайца подарила. Такого страшного, что я сама испугалась. А ты так долго плакала, что пришлось Вахо звать. Сначала Карину, а потом Вахо. Сона совсем больная, это все знают. Вахо говорит, что у нее шизофрения, но она безобидная. А я не больная? У меня тоже будет шизофрения!
Сона жила двумя этажами выше. Нина ее, конечно же, помнила, как все дети в доме. Сону привезла сюда родная сестра. Привезла и уехала, не стала «дохаживать». А Сона сначала тихая была, двор мела каждое утро. Соседи нарадоваться не могли – у них самый чистый двор. Сона прямо каждый уголок вылизывала, хотя ее никто не просил. Спускалась рано утром, раньше Рафика, который выходил на «работу» в шесть утра, и чисто мела двор. А уж если кто-то из детей или мужчин фантик от конфеты или бычок сигаретный с балкона выбрасывал, так Сона такой скандал закатывала, что в соседнем дворе слышали. Правда, была у нее одна странность. Каждое утро она выносила мусор из своей квартиры и разбрасывала его по двору. И только потом начинала выметать. То, что у соседки не все в порядке с головой, первой заметила Валя. Она жила прямо под квартирой Соны и приняла на себя, так сказать, первый удар. Ровно в полночь, как рассказывала потом соседкам Валя, Сона стала выплескивать с балкона воду. Часть попала на Валин балкон, и только поэтому она заподозрила неладное. Утром с ее балкона стало нести мочой. Валя облазила всю квартиру, вымыла балкон, а мочой все равно несло. Хуже, чем кошачьей. Тогда Валя пошла к Соне и прямо спросила, что она выливала с балкона.
– Понимаешь, Сона считает себя колдуньей. И в полнолуние, ровно в двенадцать часов, она выливает с балкона воду, смешанную со своей мочой. Откуда у нее столько мочи? Вот скажи мне! – рассказывала тетя Ася Нине. – А еще она кукарекает, лает и мяукает – злых духов так отгоняет. И кто у нее злые духи? Соседи! Мы на нее порчу наводим! Нет, она хорошая, тихая, только в полнолуние с ума сходит. Совсем больная становится. А что сделаешь? Ничего не сделаешь. Досматривать за ней некому, родная сестра приехала и уехала. Я ее понимаю. Как женщина понимаю. И в больницу Сону не отдашь, она там сразу умрет, кто такой грех на душу возьмет? И жить с ней нельзя.
– А почему сестра уехала? Не забрала Сону?
– Ой, тут такой цирк приехал! В кино такого не увидишь! – рассмеялась крестная.
Наверху Сона опять завыла по-волчьи.
– Сона! Замолчи! По-хорошему тебя прошу, – раздался женский крик.
– Это соседка, Дарико, ей девяносто лет или все сто, – объяснила тетя Ася Нине. – Она ничего не видит, не слышит и давно глухая. Но я тебе скажу, видит она и слышит лучше нас с тобой.
– И что Сона? – спросила Нина.
Так вот, Сона вроде бы никому не мешала. Но когда она стала выливать воду с мочой с балкона и кудахтать по ночам, соседи возмутились. Пытались с ней поговорить. Но без толку. Сона считала всех злыми духами и сыпала проклятьями. А на детей, которых сердобольные соседки подсылали с хлебом, плевала. То есть по-настоящему плевала. Чуть ли не в лицо. На счастье, именно в момент обострения к ней приехала сестра, жившая в другом районе с маленьким сыном. Она хотела продать квартиру и забрать Сону к себе.