Тетя Жанна
Шрифт:
Она колебалась. Они еще несколько минут поболтали вполголоса, в то время как Рафаэль с метлой крутился вокруг них, потом Дезире исчезла в кухне, надеясь, что хозяйка уже спустилась. Когда она вернулась — не меньше чем через четверть часа, — то издалека подала своей подруге условный знак, и Жанна поняла, что все идет хорошо: такими знаками они обменивались еще в монастырской школе.
— Мать-настоятельница, — так Дезире назвала свою хозяйку, — в конце концов согласилась. Я уговорила одну девчонку, приехавшую сюда на выходные и уже собравшуюся уезжать, занять мое место. Меня здесь не очень-то любят, поэтому особенно и
Луиза спустилась вниз только в половине девятого, более усталая и бледная, чем накануне.
— Ты не видела детей?
— Нет еще. Думаю, они спят.
— Ты куда-то ходила? Мне казалось, я слышала, как хлопнула дверь.
— Я ходила в отель и договорилась с Дезире, которая была в монастырской школе одновременно со мной» чтобы она пришла нам тут помочь, всего лишь на несколько дней. Она официантка из «Золотого кольца». Она договорилась с хозяйкой.
— Она согласилась? — с удивлением спросила Луиза. — Уже давным-давно местные девицы отказываются работать у нас.
Она не стала возражать против инициативы своей невестки. Подобный ход событий устроил ее. Она соглашалась на все, что Жанна предлагала или решала, полностью положившись на нее.
— Я не знаю даже, где спала Мад.
— Около двух часов ночи она еще стояла у окна на третьем этаже. Я заснула раньше, чем она легла.
— А Анри?
— Не думаю, чтобы он не спал ночью.
— Вчера вечером он попытался было поговорить с сестрой, но она его прогнала.
По телефону звонили комиссар полиции и служащий похоронного бюро, потом заявился единственный репортер местной газеты, отсутствовавший вчера в городе. Дезире явилась как раз вовремя, чтобы освободить Жанну от малыша, которого она так и не спускала с рук.
— Если я не освобожусь через полчаса, попробуй уложить его спать, хотя я не думаю, что это будет очень легко.
Несмотря на солнце день в доме казался сероватым. Каждый чувствовал себя разбитым, с пустой головой, как чувствуют себя долго плакавшие люди, но вообще-то слез было очень мало; Луиза, против всякого ожидания, держалась бодро, старалась быть полезной и иногда пыталась даже улыбнуться Жанне.
Ей хотелось быть любезной — как совсем недавно ей хотелось быть хорошей! Может быть, она осознавала, что в ставшем внезапно столь спокойном доме любого неосторожного слова, неловкого жеста хватило бы, чтобы вызвать новое возбуждение, новые скандалы.
Она ходила осторожно, размеренно, мягко ступая, как передвигаются в больнице или в комнате больного.
Жанна не видела, спустились ли дети. Какой-то незнакомый человек лет тридцати вошел в кухню и спросил Луизу; Жанна угадала в нем бухгалтера.
Он говорил с Луизой в одной из комнат первого этажа довольно долго.
— Жанна! Ты не занята? Можно тебя на минутку?
Служащий похоронного бюро — очень чопорный, со шляпой в руке — стоя ожидал списка в первой комнате.
— Познакомься, это месье Сальнав, наш бухгалтер, Робер ему полностью доверял. Он сообщил мне плохие новости, и я не знаю, что делать. Я в этом ничего не понимаю. Я перестала понимать даже, где я нахожусь. Я вас покидаю. Не думай, Жанна, что я хотела бы все переложить на твои плечи.
Но
И, повернувшись к бухгалтеру, она сказала:
— Вы можете ввести мою невестку в курс дела, месье Сальнав. Она из нашей семьи, и она сильнее меня. Может быть, ей удастся найти решение.
Перед тем как выйти во двор, Жанна напомнила:
— Не забудь список, Луиза!
— Я сейчас им займусь.
— Слушаю вас, месье Сальнав, хотя, несмотря на то, что вам сказала моя невестка, дела моего брата меня не касаются.
Во всем доме только контора и винные склады не изменились; между комнатой, где еще позавчера работал Робер, и комнатой, которую всегда занимал бухгалтер, так и стояла застекленная перегородка. Более того, сохранилась и та же самая, знакомая Жанне с детства, угольная печь, на которой, когда дед бывал в разъездах, ей случалось жарить каштаны. На крючках черной деревянной этажерки висели те же самые бутылочки чеканного серебра; их снимали, когда нужно было предложить клиентам продегустировать вино или спирт.
— Подозреваю, что ситуация очень плохая, верно? Будет лучше, если я вам сразу же задам вопрос. Вы думаете, что брат совершил самоубийство по финансовым причинам?
Бухгалтер был человеком простым и, вероятно, искренним, происходил из скромной семьи, и трудиться ему Приходилось много. У него, должно быть, имелись какие-то убеждения, сложившиеся представления, и некоторые слова пугали его; слово «самоубийство» явно покоробило его, и Жанна пожалела, что произнесла это слово.
— Точно известно, что месье Мартино пережил крупные неудачи, а последние год или два ему трудно было расплачиваться в срок, вот и сейчас тоже. Он не мог не знать, что сегодня утром предъявят некоторые векселя, но, раз уж вы спрашиваете мое мнение, я не думаю, что дело только в этом.
— Я хотела бы задать еще вопрос, месье Сальнав, поскольку считаю, что так будет быстрее. Я очень мало понимаю в делах вообще, а в делах моего брата совсем ничего, но мне нужно уяснить ситуацию.
— К вашим услугам.
— Я покинула дом тридцать пять лет назад, а в то время торговля процветала, и, кажется, процветала еще долго. Когда же начались трудности?
— Я понимаю, что вы хотите сказать, но точно ответить на ваш вопрос непросто, потому что все это случилось не сразу. Когда перед войной умер ваш отец, я как раз был принят на службу; дела тогда шли хорошо, не больше того. Нам «жилось», как говорят в деревне. Потом началась война, и, как вы, безусловно, знаете, цена на вино резко поднялась за очень короткое время, чуть ли не в один день.
Он подбирал слова, стараясь быть одновременно чистосердечным и объективным, но в то же время смущался, касаясь некоторых вопросов.
— Месье Робер заработал очень много денег, — произнес он с некоторой торжественностью.
— Занимаясь черным рынком?
Она намеренно употребила эти нежелательные слова, считая ненужным бесконечно крутиться вокруг да около.
— Это не совсем так. Все зависит от того, с какой стороны посмотреть.
Понятно, что какое-то время торговля шла не совсем по правилам. Из-за всяких регламентации, которые просто нельзя было соблюдать, иначе пришлось бы прикрыть торговый дом, приходилось вести бухгалтерские книги таким способом, который в другие времена привел бы к серьезным последствиям.