Тевтонский Лев
Шрифт:
— Нет.
— Значит, поговорит, не сегодня, так завтра.
Северьян оказался прав: вечером ланиста лично заявился в карцер, где по-прежнему квартировал Тевтонский Лев.
— Ну, что ты так смотришь? Удивлен моим визитом?
— Не знаю, куда усадить столь почетного гостя, — усмехнулся гладиатор. — На прелую-то солому неудобно как-то.
— Ну не такая уж она и прелая. Солома как солома. Я, кстати, вина захватил… — Выглянув в дверь, ланиста подозвал раба, взяв у него кувшин и кружки. — Выпьем, заодно поговорим.
—
— Между прочим, это очень неплохое вино. Хотя я не только для тебя его купил. Слышишь, песни поют? — Нежданный гость поднял палец.
— Слышу, — усмехнулся Тевтонский Лев. — Плохо поют, нескладно. Это что там — девки визжат?
— Красавчик их за пятки щекочет. Любит он это дело. Ну ладно, не о них сейчас речь, а о тебе.
— Обо мне?
— Ну не обо мне же? — Валерий хлопнул себя по коленкам. — Хочу поговорить с тобой о награде. Господин Сульпиций, конечно же, наградит особо понравившихся публике гладиаторов, и я практически уверен, что и ты окажешься среди них. Так вот, уговор: деньги не присваивать, не крысятничать, а потом поделим по-честному, среди всех отличившихся бойцов.
— Но центурион и так отметит всех отличившихся!
— Отметит, да не всех! — Допив вино, ланиста пригладил кудри. — Альпийский Тигр тебе проиграет — так условлено, ты не забыл? А достойно проиграть не так просто, да и решиться на это нелегко. Хватит ли у поклонников Тигра решимости отстоять своего гладиатора? Клянусь Юпитером, я, например, до конца в этом не уверен.
— Никто никогда и ни в чем не может быть уверенным до конца, — глубокомысленно промолвил Беторикс. Немного помолчал, выпил еще полкружки, а потом спросил: — Сколько поклонников у Северьяна?
— Две дюжины особо рьяных поклонниц и столько же сочувствующих, — не раздумывая пояснил ланиста.
При этих словах Виталий его даже зауважал: двадцатилетний пацан, сам почти мальчишка, а нужной информацией владеет!
— Ну, думаю, поклонницы подружек с собой приведут… — задумчиво продолжил Валерий. — В общем, где-то пять-шесть дюжин наберется.
— А на трибунах сколько вмещается?
— Четыреста семьдесят два человека, если считать приставные стулья.
— Да-а… — Аспирант покачал головой. — Для полной уверенности маловато. Хотя… можно один приемчик попробовать. Чтобы уж наверняка.
— Ну-ну-ну? — тут же заинтересовался ланиста. — Что еще за приемчик? Говори!
— Надо рассадить поклонниц не абы как, а с умом.
— Это еще как?
— Арена довольно большая, — принялся рассуждать Виталий, не обращая внимания на загоревшиеся глаза ланисты. — Это плохо. Однако акустика там слабая — это хорошо. Значит, поклонников и поклонниц Тигра усаживаем… скажем, у южного края. Две дюжины в первых рядах, остальные по всей ширине трибуны, так чтобы на десять обычных зрителей приходился один наш. И они должны будут в нужный момент вскочить, закричать —
— Ну-ну! — Валерий закивал, заулыбался. — Они заведут остальных, ну конечно!
Замятин прикрыл глаза — этот парень удивлял его уже второй раз за вечер! Не зная основных социологических понятий и приемов, хитрый ланиста сам сообразил, как работают механизмы управления толпой, столь охотно и ловко применяемые российскими политиками. А принципы индуктивности, то есть заражаемости толпы и всего такого прочего, давно исследованы Лебоном, Тардом, но труды их в России издают мало либо вообще не издают. К чему нашему обывателю знать, как его, дурачка, «разводят»?
— А здорово ты придумал, дружище! — От избытка чувств ланиста обнял гладиатора за плечи. — И, я надеюсь, Тигр нас не подведет, будет биться достойно.
Аспирант спрятал усмешку: теперь уже не важно, хорошо ли будет биться Альпийский Тигр. Психология толпы — понятие объективное, и логики там никакой нет: толпа по природе своей тупа, самонадеянна и абсолютна глуха к логике. Главное вовремя запустить эмоцию, вбросить простой и понятный лозунг — например, «Россия — вперед!» или «Голосуй сердцем!».
— Ладно, ладно! — Поднявшись, Валерий азартно потер руки. — Все сделаем, как ты сказал. Я помню, мой батюшка устраивал иногда нечто подобное, но я тогда был еще ребенком, плохо понимал. А ты… Ты жди! И сражайся! Будет успех — будет все: изысканная еда, вино, красивые женщины. О! Девчонки будут ходить за тобой толпами, как сейчас за Красавчиком или Германским Ветром. Кстати, Ветер именно за этим в гладиаторы подался, хоть он свободный человек! И если не убьют, то скоро он станет богачом. Все в руках судьбы! Ну да ничего, дружище! Придет время, и ты заживешь, как парфянский царь.
— Угу, угу. — Виталий ухмыльнулся. — Если, как ты говоришь, не убьют раньше времени.
— Да, — серьезно промолвил ланиста. — Убить вполне могут, ведь ты — гладиатор, и смерть — твое ремесло. Но я верю в тебя! Ладно, пойду к девкам… Прощай.
— Прощай… — Молодой человек вдруг улыбнулся и спросил: — Слышь, Валера… А ты почему не женишься?
— Шутишь? Какая же честная девушка пойдет за ланисту?
Обиженно шмыгнув носом, Валерий с шумом захлопнул за собой дверь. Лязгнул засов.
Оставшись один, Виталий погрузился в свои невеселые мысли. Сатурналии! Радостный праздник с отчетливой эротической окраской, во время которого исчезали общественные перегородки и приличия отступали далеко-далеко, когда раб предавался любви со своей госпожой, а ее муж — с чужой рабыней.
Этот праздник с нетерпением ждали все. Ждал и Замятин, со всей отчетливостью и ужасом осознавая, что иного пути просто нет. Ему придется выйти на арену и сражаться, а уж там все решит воля богов. Одно утешало — до следующих игр он точно отсюда выберется, значит, надо выдержать только эти.