The bad еврей
Шрифт:
Главка пятая
Конечно, все надломилось в перестройку. Те евреи-инженеры и евреи-провинциалы, которые ринулись в эмиграцию, как только это стало возможно, бежали не столько от антисемитизма, который уменьшался, а не увеличивался с советской поры, сколько потому, что стало рушиться здание традиционной культуры. То здание традиционализма с ореолом вокруг классики, в рамках которой конформисты разных мастей чувствовали себя довольно комфортно, потому что традиция консервирует нечто привычное, повторяющееся, неизменное. Здание пошло трещинами, и они ринулись в Америку и Израиль больше за традиций, чем за колбасой, хотя колбаса это тоже символ традиции, которая испарялась на глазах в горбачевско-ельцинской России.
Потому что евреи и есть настоящий
Но нельзя забывать и о Марксе: евреи в дореволюционной российской империи были самыми бесправными. И эта одна из многих ошибок политики Романовых: нельзя пережимать там, где и так зажато. Но русская Октябрьская революция была, конечно, еврейской – никто так горячо и искренне не участвовал в ней, как мои соплеменники. Более того, никто не делал с таким тщанием грязную кровавую работу. И я бы посмотрел на то, как большевикам удалось бы осуществить этот самый тяжелый, скрипучий поворот руля, как бы ни еврейские выскочки и недоучившиеся студенты.
Хотя здание Российской империи было обречено не меньше, чем здание советской. И вообще-то их совсем не жаль – жаль, что одна сволота в результате сменила другую, но это уже другой вопрос.
В любом случае евреи в советскую эпоху были во многом цементом, скреплявшим раствор советского консерватизма и традиционализма. И я даже не о тех евреях-большевиках и начальниках высшего звена, которых сталинский русский национализм с послевоенного периода вымывал год за годом с верхнего этажа власти. Я об обыкновенных евреях-интеллигентах, которые делали свою карьеру в науке и культуре, вступали для этого в партию, голосовали на всех собраниях и выборах за руководящую роль, то есть принимали и обеспечивали функционирование правил игры советского конформизма. А то, что среди диссидентов и нонконформистов немало евреев, так это соответствует уже указанным правилам: чем болото более тягуче, тем выше надо подпрыгивать лягушке.
Кто-то скажет, что это правило характеризует не только евреев, а всех, с чем я, конечно, соглашусь, но все равно скажу, что еврейское болото круче.
Но я о том времени начала перестройки, когда евреи ломанулись за столь любезным их душе консерватизмом в свой Израиль, Америку и Германию. Только они-то пели другие песни: мол, надо спасать детей, здесь уже крыша горит; особо наделенные прогностическим даром утверждали, что евреи – это такой тонкий сейсмочувствительный инструмент, который точно показывает – здесь небезопасно, здесь нормальной жизни больше не будет (где только была их сейсмочувствительность в нацистской Германии?).
Примерно на ту же тему в инете я как-то прочитал рассуждение одной вполне вменяемой высокоумной мадам, которая описывала свои чувства по поводу того, как ее знакомые-евреи как-то разом собрали чемоданы и снялись всем кагалом с насиженных мест в конце 80-начале 90-х. Мол, сначала она очень обижалась, мол, вот, жили вместе, настаивали на том, что ничем от нас не отличаются, а чуть только запахло жаренным, как ищи их - свищи, никого нет. Обидно, блин, досадно, даже противно. Но потом она успокоилась и на фоне ярких и отвратительных картин российской перестройки пришла к выводу, что евреи – потому и великая, древняя, гениальная нация, что она-то знает, что среди мертвых жить нельзя. И пока русские хоть как-то подавали признаки жизни, они – так и быть – соглашались жить среди них, а когда мертвечиной понесло основательно, то сделали то, что сделать должны были – побежали на чистый воздух. Потому что древние, умные, гениальные и так далее.
Хуйня все это. Во-первых, нет никаких наций. Во-вторых, нет среди них иерархии, кроме виртуальной, символической, чисто оценочной. Сегодня это практически общее место, нации – это выдумка тех, кто
То есть, когда в царской России говорили еврей, то понимали под ним того, кто ходит в синагогу, кто исповедует иудаизм, и это было вполне корректное определение. Евреи были тогда, когда были православные, и еврей, крестившийся в православие, переставал быть евреем, а становился, короче, понятно. То же самое относительно русских, украинцев, и так далее, они появляются, когда управлять подданными российской империи становится затруднительно, а зацепиться за что-то надо, и тут идет в ход это пресловутое единство территории, языка, культуры, то есть начинается виртуализация и идеологизация, с результатами которых мы и имеем дело. Поэтому правильно было бы говорить не «евреи» или «русские», а «те, кого называют евреем, русским и т.д., чтобы ими удобнее было управлять». Но тут, понятное дело, подают голос умники вроде меня и начинают рассказывать сказки про то, как потеряли национальную идентичность, потеряв язык, религию и культуру. Но и это можно как-то терпеть, пока не появляется тот или иной вид национализма, потому что это уже виртуализация виртуализации, то есть попытки доказать материальное, предметное превосходство одного виртуального понятия над другим. То есть превосходство тех, кого одни называют евреями, над теми, кого другие называют русскими, или наоборот, что абсолютно недоказуемо, ввиду полной терминологической некорректности, и это терпеть уже сложнее.
То есть то, что евреи (прочем, без разделения на евреев английских, французских и прочих, на самом деле говорящие на разных языках) получили по физике больше нобелевских премий, чем русские, не говорит о том, что евреи к физике способны больше, чем русские. Или вообще более способные (как и не говорит о том, что Нобелевский комитет любит евреев и не любит русских). А говорит только о том, что советская (а до нее самодержавная) система, сковывающая самые разнообразные формы свободы, не способствовала росту талантов и способностей к абстрактному мышлению. А вот ограничения, которые во многих странах вводили для евреев, загоняя их в коммерцию и финансы, способствовали развитию ума, что и надо понимать так: социальные условия могут выработать приемы приспособления, споспешествующие или нет развитию тех или иных качеств.
Но если в случае евреев (если не всех стран, то многих) можно говорить, что социальные условия жизни, особенно в капиталистическую эпоху, способствовали развитию их интеллектуальных способностей, то нельзя не заметить, что те же условия никак не способствовали развитию их нравственности. То есть ум развивался вместе с приемами конформизма, что приводило, с одной стороны, к спросу на еврейский ум, с другой, к удивительной беспринципности, когда евреи – при Ленине, Сталине, Путине, Мамае-Батые - оказывались среди руководства самых мерзких режимов, в том числе советских сателлитов в виде так называемых народных демократий Восточной Европы. То есть, когда сталинский режим клепал поднадзорные и легко управляемые правительства в Венгрии или Польше, то именно местные евреи с наибольшей готовностью предлагали себя в услужение-управление (о чем в той же Польше очень хорошо помнят). Точно по этой же причине среди мерзких русских олигархов (читай: номенклатурных начальников, конвертировавших свою принадлежность к советской элите партийного, комсомольского, кагэбэшного разлива в постперестроечные заоблачные состояния) евреев так много.