The Мечты. Соль Мёньер

Светлая Марина

– Наигралась? Я рад. Захочешь поиграть еще – звони. Я к твоим услугам. Но если что, то мне нравится, когда правила игры оглашают заранее. И чтобы соперница была более раскованной и рисковой. А то детский сад какой-то.

С тем и ушел, оставив ее в одиночестве среди лебедей и чаек, которые тоже потеряли к ней интерес.

И переписать все заново уже не получится

Зато к этому самому времени раздуплилась Судьба наших героев, то ли выйдя из душа, то ли вернувшись с выходных и приступив к работе.

И то, что прямо сейчас предстало перед ее глазами, заставило бы волосы шевелиться на ее голове, если бы у Судьбы была голова. С другой стороны, глаза же должны на чем-то располагаться? Потому будем считать, что у этой – все имелось в наличии, что положено, и даже сверх того.

Ошалев от происходящего, она икнула, охнула и перевела взгляд на Рок, весело и зловеще хихикающий в углу от своих проказ.

– А не пошел бы ты нахрен! – рявкнула Судьба.

Но, как известно, из песни слов не выкинешь. И переписать все заново уже не получится.

Потому ей только и оставалось, что исправлять ситуацию, исходя из того, что имелось в наличии на текущий момент. А имелось немногое. Собственно, почти ничего не имелось, одни проблемы, включая самолет с Аязом Четинкаей, летящий где-то над морем.

Но почему бы не сделать наши недостатки нашими преимуществами, как говорится?

Ведь вспоминая отечественную кинематографическую классику, нельзя не согласиться с замечательным постулатом, гласящим: тот, кто нам мешает, тот нам и поможет.

И если учесть фактор в виде вмешавшейся Судьбы, чему уж тут удивляться, когда в тот же самый яркий зимний предпраздничный день в кабинете Романа Моджеевского нарисовался известный нашему читателю пока лишь заочно турецкоподданный господин Четинкая собственной персоной. Седовласый бородатый мужчина, в меру коренастый и невысокий, с крупными, запоминающимися чертами лица и смугловатой кожей. В темно-сером костюме и с мрачностью в уголках губ, прикрытых усами.

Взгляд его напоминал взгляд сокола на охоте. И прекрасен он был в своей пронзительности и проницательности. Казалось, на лбу Романа Романовича, сидевшего за столом напротив, такой взгляд мог бы и дыру прожечь, если бы не ментальная каска, прикрывающая голову последнего. Впрочем, и Роман Романович умел долбить взглядом, как отбойником. Не зря же строитель. Потому прямо теперь, когда у них случилась первая очная встреча, оба молча глядели друг другу в лицо и выжидали, чего будет.

– Все проверено, все чисто, - раздался голос Арсена в наушнике. Одновременно с этим в кабинет вошла Алена с подносом.

– Кофе, - проговорил Роман по-английски, ожидая реакции незваного гостя, который, как известно, хуже татарина. Впрочем, тут он покривил душой. Аяз-бея он все же приглашал на переговоры. Вскоре после разговора с Таней Моджеевский перезвонил турецкому конкуренту, извинился за свою горячность и предложил выкурить трубку мира. Но кто же знал, что тот заявится буквально через несколько дней!

– Предпочитаю чай, - величественно провозгласил господин Четинкая и откинулся на спинку удобного кожаного дивана, закинув ногу на ногу.

– Алёна! Исправить! –

буркнул Роман, и барышня зашустрила ножками на тоненьких шпильках, а дверь за ней с легким стуком закрылась. После этого Моджеевский с обаянием Марчелло Мастрояни улыбнулся, как Кэри Грант. В смысле, должен был сразу расположить к себе. И со всем гостеприимством, на какое только был способен, проговорил: - Рады видеть вас на нашей земле, господин Четинкая. И наконец познакомиться лично. 

– Пока не вижу повода для радости, - отрезал Аяз-бей, и ни один мускул не дрогнул на его лице. – Но оказавшись в вашем городе, решил воспользоваться представившимся случаем и узнать, о каком таком предложении вы говорили по телефону.

А никто не обещал, что будет легко, - вздохнул Роман Романович, но что уже поделать? Ради всемирного благоденствия и процветания он готов был на многое. А уж за Стамбульско-Солнечногорские отношения так и вовсе всей душой болел после отбитого Аязом проекта. Вот если бы турок ему почку отбил – это было бы сопоставимо.

– Да ничего особенного или требующего от вас каких-то лишних усилий. Насколько мне известно, вы сейчас разрабатываете возможность строительства парка и пристани возле Эскихисара? И мне нашептали, что как раз находитесь в поиске инвесторов. Это правдивая информация или нас ввели в заблуждение?

– И это вы еще неделю назад рассказывали о шпионаже? – вскинул брови Четинкая. – А сами вы чем, по-вашему, занимаетесь?

– Бизнесом. Как и вы. И при этом мы оба прекрасно понимаем, что без большого финансового вливания вам этот проект не потянуть. Между тем, вы уже достаточно сильно в нем погрязли, чтобы отпустить его, задействовано слишком много сил, ресурсов, специалистов и средств. Но дыру в вашем бюджете после перехваченных у нас немцев прямо сейчас вам не покрыть, поскольку немцы доход начнут приносить еще нескоро. А у «MODELIT» такие деньги… есть, - торжественно заключил Моджеевский.

Четинкая некоторое время молча буравил Романа Романовича тяжелым взглядом. За это время перед ним мелькнула секретарша Моджеевского с чаем. Аяз-бей взял чашку, понюхал, сделал глоток и наконец разлепил губы:

– Зачем мне это нужно?

– Затем, что мы можем помочь друг другу. Я – войду в проект как партнер. Вы – выплываете из этого дела с лаврами и под фанфары.

– Я думаю, вы не до конца честны со мной, господин Моджеевский. А это плохое начало любого сотрудничества, - проговорил Аяз-бей и снова отпил из чашки. – Кстати, вкусный чай.

– Мне тоже нравится этот сорт. И, возможно, между нами больше общего, чем мы оба думаем. Я хочу прекратить наше соперничество и начать сотрудничество – это достаточно честно?

– Вот так – вдруг.

– Нет, не вдруг.

В этом месте, можно сказать, и должен начаться их разговор уже по-всамделишному. Потому как среди всей всамделишности нашей истории, рассказанной самым честным образом и без приукрашивания, иногда стоит акцентировать внимание на главном.

А главное заключается в том, что Роман Романович очень любил свою дочь, Татьяну Романовну.