Тиберианец
Шрифт:
Он понимал, что ашанги без проблем вскарабкаются на скалы, и не надеялся справиться в одиночку. Серьезно повредив головную машину, Глеб остановил колонну, тревожащим огнем привлек внимание, создал угрозу, и тем самым отделил пленников от конвоиров, – сработал более или менее грамотно, но теперь его жизнь напрямую зависела от поведения других людей.
Рискнут ли они напасть на фокарсиан?
А куда ж деваться? Дорога хоть и широкая, но с одной стороны ее ограничивают отвесные скалы, с другой – пропасть. Бежать-то, по сути, некуда, и большинство пленников, еще находясь под властью внезапных событий,
Глеб улучил момент, резко привстал, короткими очередями перебил взбиравшихся по скале ашангов, затем перенес огонь дальше, туда, где в поисках спасения метались люди.
Измотанный преследованием, отравленный чужими метаболитами, он держался лишь за счет своего упрямства, – выцеливал фокарсиан, бил одиночными, стараясь не задеть людей.
Бой вскипел с невиданным ожесточением. Вчерашние крестьяне, силой разлученные с семьями, дрались отчаянно, не на жизнь, а насмерть.
Бионическая машина внезапно развернулась, неприцельно прыснула крупнокалиберными иглами, сметая своих и чужих. Над древней логрианской дорогой эхом дробились крики умирающих, кто-то визжал, кто-то полз, пытаясь найти спасение, горстка уцелевших ашангов резво отступила за скалы.
Глеб резанул по ним длинной очередью, добивая остаток боекомплекта. Пустой магазин звякнул о камень, полетел вниз. На его место со щелчком встал полный.
Ашанги уже не в счет. Корчатся в лужах розоватой сукровицы. Несколько пленников, искавших укрытие, случайно наткнулись на них, сгоряча принялись добивать камнями, не обращая внимания на облако нейротоксина, которое рефлекторно испустили раненные фокарсиане.
Как назло, ветер к вечеру стих. Смрад плыл в знойном мареве, – глаза слезились, в горле першило. Иглы с глухим стуком секли по скалам, – бионическая машина продолжала бесноваться, впав в неуправляемую ярость.
Дорога фактически опустела. Повсюду вповалку – живые и мертвые. Уцелевшие прячутся за павшими, но и они обречены, ведь вскоре концентрация нейротоксина достигнет смертельного уровня.
Глеб прополз между камнями, меняя позицию, пока отчетливо не увидел борт фокарсианской машины. «Теперь точно не промахнусь», – палец сдвинул вариатор темпа стрельбы в положение «форсированная очередь».
Над логрианской дорогой повисла тяжелая тишина, в которой слышались лишь слабые стоны раненых. Выжившие (их набралось десятка три не больше) пытались оказать хоть какую-то первую помощь, но люди продолжали умирать в судорогах.
Глеб брел, пошатываясь, едва передвигая ноги. На него поглядывали с опаской, молча сторонились. Полосы слизи, пятна крови, ошметья разорванной выстрелом плоти, – все смердело токсином.
– Оттаскивайте раненых подальше, вниз по дороге, там воздух чище, – с усилием выдавил он.
Его послушались, дело пошло. Раны, причиненные иглами,
В этот миг он увидел Настю. Девушка лежала у края обрыва. Ее глаза были закрыты, бледное лицо искажено агонией.
Подбежав к ней, Глеб рухнул на колени, приподнял голову и понял, – мертва.
Нет!.. Нет!.. Неет!..
Он едва ли отдавал отчет своим действиям. Из под наплечника легкой тиберианской брони показался метаболический шунт, изогнулся, будто живой, глянцевито блеснул.
– Ох, парень, спрячь от греха, забьют тебя, если увидят, – раздался поблизости чей-то сиплый шепот.
Он даже не обернулся. Рассудок Глеба помутился от горя. Безвольное тело, валяющееся в пыли, скрюченные пальцы, судорожно сжавшие горсть гравия в предсмертном усилии, – это было невыносимо.
– Настя, держись! Только держись!
– Она умерла. Ты ничего не сделаешь.
– Отвали! – огрызнулся Глеб, отстегивая наплечник.
Второй шунт глянцевито изогнулся, заставив незнакомого мужика, пытавшегося давать советы, в страхе отшатнуться.
Вокруг опасливо собирались выжившие, но Глеб ни на кого не обращал внимания.
Аспирианское устройство впилось в запястье девушки, соединив два организма. Опыта в запредельных способах реанимации и врачевания у Глеба не было, оставалось полагаться лишь на автоматику.
Несколько секунд ничего не происходило. Затем Глеб почувствовал, как резко теряет силы. У него закружилась голова, сознание «поплыло», мышцы ослабели, зато тело Насти вдруг конвульсивно выгнулось и снова обмякло, но щеки уже слегка порозовели, а из груди вырвался слабый вздох.
– Ожила!
Глеба мутило. Шунт высасывал его жизнь. Ничего, справлюсь… Как-нибудь справлюсь.
Веки Насти дрогнули. Взгляд был мутным, она едва ли понимала, что происходит.
Плотно окружившая их толпа невольно попятилась. Люди реагировали по-разному. Кто-то молчал, кто-то подобрал и сжал в побелевших пальцах подвернувшийся под руку камень, другие перешептывались:
– Он нелюдь…
– Ага, рассказывали про таких… – подхватил щупленький мужичонка. – Жизнь высасывают из скота, а бывает и людей губят.
– Думалось, все они сгинули давно.
– Да это же тиберианец, по одежонке разве не видишь?
– Нелюдь он. Вурдалак из леса!..
– Заткнись пока… Ща всем миром решим, что с ним делать…
Настя уже немного пришла в себя, по крайней мере она узнала Глеба и смогла понять происходящее.
Глаза девушки расширились от ужаса, когда она попыталась приподнять руку и увидела тускло отблескивающую металлическими чешуйками змею, впившуюся в ее вены.
– Не бойся. Уже все. Сейчас, – Глеб осторожно выдернул наконечник шунта из запястья девушки, бережно зажал ранку чистой тряпицей. – Я успел… Ты выживешь, – шептал он, а Настя вдруг инстинктивно начала отползать, взвизгнув:
– Не прикасайся ко мне!.. Да помогите же кто-нибудь!..
– Настя, это же я, Глеб!
– Не трогай меня!
Его грубо схватили за плечо. Перепуганные люди смотрели на Глеба с ужасом, но пока не решались напасть.
– Слышь, парень, шел бы ты своей дорогой. Видишь, девчонка тебе не рада.