Тиберий Гракх
Шрифт:
Ретагена изумил и обрадовал ответ. Он, конечно, не догадался, что Евн определил его родину по редкому и характерному имени Веледа и назвал ее невестой, потому что Ретаген не спросил о детях.
К центру круга пробился Ахей. По выражению лица Ахея Евн сразу понял, что грек не верит его «чудесам».
– А как твоя богиня относится к избавлению от неволи? – спросил Ахей.
Прорицатель приложил ухо к земле. На этот раз он действительно услышал мерный топот шагов, которые могли принадлежать только римлянам. Он знал, что Дамофил после
Шаги приближаются. Медлить нельзя. Евн вскочил и закричал:
– У входа римские собаки! Богиня приказывает их уничтожить!
С этими словами Евн побежал к выходу, но Ахей остановил его:
– Боги помогают храбрым и опытным. Прикажи выйти вперед только тем, у кого есть камни. Пусть забросают римлян камнями. Остальных же пошли к левому выходу.
Отряд римских легионеров стоял шагах в тридцати от входа в пещеру. Увидев рабов, легионеры метнули дротики.
Ахей успел прижаться к стене. Дротик просвистел над головой. Рядом послышались стоны раненых.
Улучив момент, рабы выскочили из пещеры. В римлян полетели камни. Закрываясь щитами, выставив вперед мечи, легионеры медленно двигались к пещере. Но сзади на них с криком набросилась другая толпа рабов. В ней был Ретаген.
Римляне дрогнули и бросились врассыпную. Рабы догоняли их и валили на землю. В короткой схватке легионеры были перебиты, и рабы вооружились римским оружием.
– Откуда у тебя познания в военном деле? – спросил Евн у Ахея.
– А разве кто-нибудь поверит, – ответил Ахей вопросом, – что я был олимпиоником?
– В Энну! В Энну! – слышались крики победителей.
Нестройная толпа высыпала на дорогу.
Услышав шум, из крайних домов Энны выбегали рабы. Они наскоро вооружались чем попало – поварскими вертелами, камнями, палками.
Господ восстание застигло врасплох. Многих перебили в постелях, некоторых захватили живьем. На агоре собралось человек пятьдесят хорошо вооруженных рабовладельцев, среди них и Антиген.
Евн, столкнувшись с опасностью, стал суетиться, беспрестанно менял распоряжения. Потом он, махнув рукой, сказал Ахею:
– Руководи боем ты, а я поведу людей в усадьбу Дамофила, как бы он не улизнул.
Ахей приказал перегородить улицу двумя телегами. За этой баррикадой он поставил рабов, вооруженных камнями и захваченными у римлян дротиками.
– Ретаген, – обратился он к другу, – оставайся здесь. Как только враги побегут сюда, встреть их, как следует.
Сам же Ахей во главе отряда рабов дворами пробрался к агоре. По дороге он приказал поджечь несколько сараев. Пусть думают, что все пути закрыты, кроме улицы, на которой ждет осада.
Наступающие с криком ворвались на агору. Рабовладельцы решили отступать.
В двадцати шагах от баррикады на них обрушился град камней. А сзади наседал отряд Ахея. Рабовладельцы заметались.
Антиген кинулся к дому и прижался
Покончив с господами, восставшие бросились к мельнице, находившейся на окраине Энны. Взломали двери, и глазам предстала страшная картина: к огромному колесу, укрепленному горизонтально на оси, было приковано десять рабов с клейменными лбами, с особыми рогатками на шеях, не позволявшими подносить муку ко рту.
Разбили колодки и цепи. И вот уже освобожденные влились в толпу рабов, спешивших к усадьбе Дамофила. У входа в дом валялись трупы управляющего и палачей. Из женской половины дома вытащили дочь Дамофила Клею. Некоторые из сельских рабов порывались убить и ее, но рабыни окружили девушку плотным кольцом и не давали к ней подойти.
– Она была к нам добра! – кричали они. – Мы не дадим ее в обиду!
Ахей и Ретаген поддержали рабынь:
– Это наша избавительница, – сказал рабам Ахей, – она разрезала веревки, которыми нас привязали к столбу!
Со стороны дороги показалась еще одна группа возбужденных людей. Это тащили отчаянно сопротивлявшихся Дамофила и Мегаллиду. Лица обоих были в кровоподтеках и ссадинах.
Евну стоило немалого труда уговорить рабов отказаться от немедленной расправы.
– Отведем их к театру! – сказал он. – Эти заслуживают публичного суда и наказания.
В театре
Театр, расположенный полукругом на склоне горы, заполнили люди – освобожденные рабы и рабыни города и окрестных вилл.
Горели плошки и факелы. В кресле сидел Евн, рядом стояли два сирийца и глашатай. На Евне был белый шерстяной плащ, тканный золотом, на ногах – сандалии с серебряными пряжками. Опирался он на посох с золотым набалдашником. Все это Евн нашел у своего господина.
Дамофил, привязанный к столбу, испуганно озирался по сторонам, словно искал у бывших рабов поддержки. Но отовсюду на него смотрели глаза, горящие гневом и ненавистью. Мегаллида, поставленная рядом, отвернулась, чтобы не видеть этой страшной картины. Те, кого она считала скотами и кого могла приказать засечь до смерти, судят ее, дочь сиракузянина!
Евн что-то сказал глашатаю. Тот, приложив ладони рупором ко рту, закричал:
– Кто хочет выступить обвинителем?
По проходу между скамьями побежал человек, как и большинство сидевших в театре, – в лохмотьях и без обуви. Это был Ахей. Он остановился и, прижав левую руку к груди, словно хотел замедлить биение сердца, заговорил. Голос его сначала дрожал, потом окреп и зазвучал, как колокол на корабле во время бури.
Ахей говорил о муках, на которые обрекали господа рабов, о жестоких пытках и издевательствах, в которых Дамофил не знал себе равных.