Тибетский лабиринт
Шрифт:
– Позвольте поинтересоваться – кто вы, матушка, как вас звать-величать и откуда русский язык знаете? Согласитесь, не самый распространённый в данной местности язык…
– Когда-то давно звали меня Еленой, – ответствовала старуха. – Правда, уж позабыла, когда слышала это имя. Еленочка, так он меня называл! Да, Еленочка! А нынче прозываюсь Шурпанакхой. Только в матушки я тебе совсем не гожусь, ракло, не тот возраст, а ведь в прежние времена слыла писаной красавицей, не хуже твоей Евы. Он из-за меня совсем голову потерял, в самое пекло полез Антихриста воевать…
– Кто –
– Предок твой, – вздохнула старуха. – Максимушка. Любил меня крепко, да я предпочла не счастье человеческое, а высшее знание…
– Бабушка Елена, позвольте мне вас так называть – сколько же вам лет? – изумился Герман. – Ведь Максим Крыжановский – современник Кутузова и Наполеона.
– Бабушка, говоришь? – хихикнула старуха. – А что, вполне могла бы быть бабушкой твоей бабушке, так что называй смело, от меня не убудет. А век мой долгий, как полтораста лет стукнуло, так перестала считать. Оно ни к чему уже – годы считать. Всё одно не помру, пока партия не сыграна или пока преемник не явится.
Германа бросило в пот, кровь забурлила в жилах, откуда-то нахлынуло воспоминание: закрыв собой женщину, он стоит с саблей в руке, против него – сама Смерть. А женщина – эта самая цыганка Елена, только молодая и невероятно красивая! Стоп, ведь то не его, Германа, воспоминание… Хотя, вне всяких сомнений, событие подлинное, имевшее место в действительности, в далёкой действительности… Дежа вю! Своя-чужая память, как у Вилигута!
Елена, пристально понаблюдав за Крыжановским, повернулась к Еве и сказала по-немецки:
– Смотри, не повторяй чужих ошибок. Если на одной чаше весов будет лежать Любовь, а на другой чаше – весь мир, выбери Любовь, не ошибёшься.
– Не ошибусь! – твёрдо пообещала Ева.
Престарелая красавица, погрозив ей пальцем, сварливо произнесла:
– Но помни наш уговор, девочка, твоим он станет только когда Черепаху вернёт, а до тех пор он – мой!
Герман терпеливо дождался, когда старуха снова обратит на него внимание, и напомнил о той части вопроса, что пока осталась без ответа:
– Кто вы, бабушка Елена, человек или тоже Высшее существо?
– Человек, ракло, человек. А что касается Высших сил, твоя правда – я в услужении у них состою, только никогда за свой долгий век никаких высших сил не видала и даже не разговаривала с ними. Нас, таких, называют Носителями. Наверно за то, что несём тяжкое бремя защиты человечества от него самого… На симпозиуме ты очень красиво говорил про прежнее человечество – то, которое было до Потопа. А что с ним стало, знаешь? В Святых книгах всё написано, да нынче никто уже мудрых книг не читает, все своим скудным умом желают жить, словно дети, норовящие вырваться из-под родительской опеки и поскорее набить шишек! Но на то есть мы, Носители: где соломки постелим, где камешек острый уберём…
– То есть, занимаетесь тем, что скрываете от людей истинное знание? – констатировал Герман, вспомнив, сколько раз сетовал на существование некой непонятной и злонамеренной силы, препятствующей научному поиску в определённых направлениях. Несомненно, сейчас перед ним находилась именно та самая сила – глумливая
– Не истинное, а опасное знание, дилорро[113]! – возмутилась Елена-Шурпанакха. – И не скрываем, а бережём. Неужели, полагаешь, будто теперешние люди умнее допотопных? Да попадись вам частичка древней силы, тут же обратите её против себя самих. И ни на мгновение не засомневаетесь, ни одной секундочки не станете раздумывать.
– Госпожа Шурпанакха! – вмешалась до сих пор молчавшая Ева. – Нельзя ли перейти на немецкий – почти ничего не понимаю, а мне ведь тоже интересно…
– Прости, девочка, – выполнила просьбу старуха. – Очень уж хорош русский язык, он мой самый любимый из всех, вот и увлеклась.
– Простите, бабушка, но это похоже на средневековое мракобесие, когда науку всячески зажимали, а учёных жгли на кострах, – тоже заговорил по-немецки Герман. – Я, как человек науки…
– Добыл для Крокодила «Вселенскую Черепаху»! – сурово каркнула Носительница.
– Но это же просто мандала, – возразил Герман. – Раньше я подобных много видал.
– «Просто мандала» – как же! – закричала старуха. – Небось, слышал, что мир зиждется на Черепахе, только не верил, смеялся, поди, га-га-га! Человек науки он! Дурак ты, вот кто, дило! Знаешь такое слово – «схема»? Даже чтобы пошить ту одежду, что на тебе, нужна схема, а для создания мира, думаешь, не нужна схема? Ещё как нужна! Твёрдая схема, прочная как панцирь черепахи. Потому так и называется!
– Не может быть! – прошептал Герман, чьё мировоззрение всячески пыталось отторгнуть имплантант «черепашьей мудрости» госпожи Шурпанакхи.
– В давние времена, – не обращая на профессора внимания, продолжала старуха, – первый Носитель – гуру Падма избрал Тибет для великой цели. Здесь, на Крыше Мира, он укрыл в тайных местах двадцать один предмет, необходимый для того, чтобы можно было вновь создать Мир, если люди по глупости его разрушат. Главная миссия Носителей состоит в хранении этих предметов, а не в том, чтобы мешать вашей науке. Предметы заключают в себе великую силу, и добраться до каждого из них можно лишь через Лабиринт – развязать Узелок, если по-простому. Пытались многие, но смог ты один, дилорро. Я не виню тебя – проклятый Крокодил и меня, старую, переиграл: выманил все Козыри, а напоследок ударил Джокером, который ты и есть. Более того, чтобы я не могла в свою очередь применить Джокера, он решил попросту тебя убить. Но тут просчитался – не по правилам такие ходы, а правила нарушать никому не позволено, вот ты и оказался живой.
– Что это за игра такая, – спросил Герман, – в которой мне отведена роль то ли Дурака, то ли Джокера?
В ответ старуха назидательно подняла палец и сказала:
– Любая игра – ни что иное, как схема жизни, а жизнь, в свою очередь, не более чем игра. И в той игре у каждого из нас – своя роль. Твоя роль отныне состоит в исправлении содеянного. Для этого придётся вернуться в Германию и вступить в бой с Крокодилом-Гильшером.
– Почему вы его называете то Крокодилом, то Антихристом? – поинтересовалась Ева.