Тигр, светло горящий
Шрифт:
— И мне тоже, — сказала Магги.
Эти слова вырвались у нее помимо воли, но она повторила:
— Мне его тоже ужасно не хватает.
И, помолчав немного, добавила:
— Значит, тебе нужно ехать домой. И семья примет тебя, да?
— Надеюсь. Но я не знаю, как мне туда добраться. Денег у меня нет, и потом, я не могу поехать одна, ведь ребеночек уже скоро должен появиться. Я не могу лезть с этим к Блейкам — они сейчас очень заняты, и потом, хотя у них такой большой дом, денег у них нет. То, что делает мистер Блейк… оно плохо расходится, потому что… его непросто понять. Я думаю, даже миссис
Магги не столько слушала, сколько думала. Для нее дела обстояли так, будто ей рассказали историю с ясными началом и серединой, а на нее возложили ответственность за безопасное доведение этой истории до конца.
— Не волнуйся, Мейси, — сказала она. — Я знаю, что делать.
Глава вторая
Магги не знала, сколько может стоить серебряная ложечка для сахара, но надеялась, что этого хватит, чтобы двум пассажирам добраться на дилижансе до Дорсетшира, да еще немного останется для Мейси.
Она решила не откладывать разговор с Чарли в долгий ящик и брать быка за рога. Оставив Мейси в саду Блейков, она отправилась по пабам, куда захаживал Чарли, — в «Ананас» и «Таверну „Геркулес“». Оттуда она пошла в «Корону» и «Подушку», затем в «Старый дуврский замок» и «Артишок», но потом ей пришло в голову вернуться в «Кентерберийское оружие». Чарли Баттерфилд питал слабость к одной из тамошних девиц из обслуги, которая смыла с него кровь, когда Магги привела его с тропы Головореза в прошлом декабре. «Кентерберийское оружие» к тому же было заведением, настроенным умеренно против ассоциации, и обслуга здесь всегда заставляла активистов организации ждать дольше, а пиво им подавали разбавленное. Чарли после того происшествия у дома Блейков старался не очень светиться в ассоциации.
Магги увидела его у стойки бара — он болтал со служанкой.
— Мне с тобой нужно поговорить, — сказала она. — Дело важное.
Чарли самодовольно ухмыльнулся собеседнице и закатил глаза, но позволил сестре увести его в тихий уголок. После той ночи на тропе Головореза отношения между ними наладились, они достигли молчаливого взаимопонимания, чему способствовал удар Джема, подкрепленный дальнейшими действиями Магги, которая вывела своего окровавленного и еще не пришедшего в себя брата из ночного мрака к огням паба. Магги больше не обвиняла его в том, что случилось, а он перестал быть жестоким по отношению к ней. И какой бы болезненной для нее не была исповедь перед Джемом в ту ночь, после этого Магги почувствовала себя старше и легче, словно освободилась от камней, оттягивавших ее карманы.
— Мне нужны эти деньги за ложечку, — заявила Магги, когда они сели.
Она в последнее время поняла, что лучше ему выкладывать все сразу напрямик.
Чарли, глядя на сестру, поднял брови — теперь, после удара Джема, шрамы у него были на обеих.
— А тебе зачем?
— Для Мейси.
Магги рассказала, что произошло.
Чарли шарахнул кружкой по столу.
— Вот сволочь! Нужно было мне в ту ночь вышибить ему зубы.
— Ну что теперь об этом говорить?
Магги только диву давалась, как быстро по любому поводу воспламеняется Чарли. Даже его попытки ухаживать сопровождались своего рода жестокостью — хвастовством
Чарли откинулся назад и отхлебнул пива.
— Ну да у меня все равно сейчас нет денег.
— Достань.
Когда он рассмеялся в ответ, она повторила:
— Достань, Чарли. Меня не интересует, как, но мне они нужны завтра или через день. Пожалуйста, — добавила она, хотя это слово для него мало что значило.
— Почему так скоро? Она все эти месяцы была здесь — может подождать и еще.
— Она хочет родить ребеночка у себя дома. Хочет, чтобы у нее родился маленький пидленок, да поможет ей Господь.
— Ну хорошо. Дай мне день-два, и я тебе добуду, сколько нужно на проезд.
— И еще чуть сверху для Мейси.
— И сверху.
Хотя Мейси больше не интересовала Чарли: он излечился от симпатии к ней, увидев губы Джона Астлея на ее груди, — но призрак прежней привязанности, казалось, побуждал его к щедрости.
— Спасибо, Чарли.
Он пожал плечами.
— И еще одно. Не говори родителям. Они не поймут и попытаются меня остановить, скажут, что эта пустая трата денег, что это не мое дело. Когда я уеду, можешь им сказать, куда я отправилась и почему.
Он кивнул.
Глава третья
После этого Магги, надеясь, что Чарли добудет деньги вовремя, зарезервировала два места в дилижансе Лондон — Веймут, отправляющемся через два с половиной дня. Потом она зашла к Блейкам, чтобы сообщить им о предполагающемся отъезде Мейси, потому что ей не хотелось, чтобы та тайком оставила их дом после всего, что они для нее сделали.
Миссис Блейк, казалось, почувствовала, что Магги пришла по серьезному делу, потому что провела ее в гостиную на первом этаже, где Магги не бывала прежде. Пока миссис Блейк ходила за мужем и готовила чай, Магги разглядывала стены, на которых теснились картины и гравюры, сделанные в основном самим хозяином. Раньше она видела только наброски мистера Блейка в его блокноте, да и то лишь мельком.
Картинки в основном изображали людей — иногда обнаженных, чаще — в одеждах, сидящих в обтяжку, отчего люди все равно казались обнаженными. Они либо шли, либо лежали на земле, либо смотрели друг на друга. Лишь немногие казались счастливыми и довольными, как те фигуры, что Магги видела в «Песнях неведения». Чаще вид у них был встревоженный, испуганный, рассерженный.
Магги почувствовала, как тревога подступает к горлу, но все равно не могла оторвать взгляда от этих изображений. Ей казалось, что мистер Блейк каким-то невероятным образом сумел проникнуть в ее внутренний мир и на своих картинках запечатлел отзвуки ее чувств и обрывки ее снов.
Блейки вернулись вместе с Мейси. Миссис Блейк принесла поднос с чайником и чашкой. Она поставила его на маленький столик рядом с креслом, на которое мистер Блейк показал Магги. Магги не знала, может ли она налить себе чаю, и в конце концов миссис Блейк сжалилась и подала ей чашечку.
— А вы не будете пить, мадам? — спросила Магги.
— Нет-нет, мы с мистером Блейком не пьем чай — это только для наших гостей.
Магги, смущаясь, смотрела на коричневую жидкость и не могла заставить себя поднести чашку к губам.