Тигр! Тигр! (Tiger! Tiger! / The Stars My Destination)
Шрифт:
Из шатра высунулась лохматая голова.
– Ви училь свой речь, Формайль?
– Будьте уверены. Я учил ее битых два часа. Не отрываясь от проклятого курса - Клейнман об иллюзионизме.
– Нет, нет, нет!
– закричал лохматый.
– Сколько раз мне говорить?! Иллюзионизм не есть красноречий! Есть магия! Ви училь неправильный курс!
Оранжевое трико начало таять. Формайл рухнул с плеч дрожащего слуги и исчез в шатре. Толпа ревела и бушевала. Коптили и дымили кухни. Кипели страсти. Царил разгул обжорства и пьянства. Гремела музыка. Стоял кавардак. Жизнь неслась на полных парах. Водевиль продолжался.
В
– Запишите-ка, - приказал Формайл. Погодите. Рифму на «блещет».
– Вещий, - предложил поэт.
– Рукоплещет, трепещет…
– Мой опыт! Я забыл про мой опыт!
– вскричал Формайл.
– Доктор Кресчет! Доктор Кресчет!
Полураздетый, очертя голову, он влетел в лабораторию, сбив с ног доктора Кресчета, придворного химика. Когда тот попытался подняться, оказалось, что его держат весьма болезненной удушающей хваткой.
– Нагучи!
– воскликнул Формайл.
– Эй, Нагучи! Я изобрел новый захват!
Формайл встал, поднял пол у за душе иного химика и джантировал с ним на маты. Инструктор дзю-до, маленький японец, посмотрел на захват и покачал головой.
– Нет, посалуйста, - вежливо просвистел он.
– Фссс. Васэ давление на дыхательное горло не есть верно. Фссс. Я покасу вам, посалуйста.
– Он схватил ошеломленного химика, крутанул его в воздухе и с треском припечатал к мату в позиции вечного самоудавления.
– Смотрисе, посалуйста, Формайл?
К тому времени Формайл был уже в библиотеке и дубасил библиотекаря толстенной «Das Sexual Leben» Блоха, потому что у несчастного не оказалось трудов о производстве вечных двигателей. Он кинулся в физическую лабораторию, где испортил дорогостоящий хронометр, чтобы поэкспериментировать с шестеренками. Джантировал в оркестр. Схватил там дирижерскую палочку и расстроил игру музыкантов. Одел коньки и упал в парфюмированный пруд, откуда был вытащен изрыгающим страшные проклятья по поводу отсутствия льда. Наконец, он выразил желание побыть в одиночестве.
– Хочу пообщаться с собой, - заявил Формайл, щедро наделяя слуг оплеухами, и храпел, не успел еще последний из них доковылять до двери и закрыть ее за собой.
Храп прекратился. Фойл поднялся на ноги.
– На сегодня им хватит.
– Он подошел к зеркалу. Глубоко вздохнул и задержал дыхание, внимательно наблюдая за своим лицом. По истечении одной минуты оно оставалось чистым. Он продолжал сдерживать дыхание, жестко контролируя пульс и мышечный тонус, сохраняя железное спокойствие. Через две минуты двадцать секунд на лице появилось кроваво-красное клеймо. Фойл выпустил воздух. Тигриная маска исчезла.
– Лучше - пробормотал он.
– Гораздо лучше. Прав был старый факир - мне поможет лишь йога. Контроль. Пульс, дыхание, желудок, мозг.
Он разделся и осмотрел свое тело. Фойл был в великолепной форме. На коже от шеи до лодыжек до сих пор виднелась сеть тонких серебристых швов. Как будто кто-то вырезал на теле схему нервной системы. То были следы операции. Они еще не прошли.
Операция обошлась в 200 000 Кр. Столько
– Скорее машина, чем человек, - подумал Фойл. Он сменил экстравагантное облачение Формайла с Цереса на скромное черное платье.
Фойл джантировал в одинокое здание среди висконсинских сосен в квартиру Робин Уэднесбери, Это была истинная причина прибытия Пятимильного Цирка в Грин Бэй. Он джантировал, очутился во тьме и осознал: падает.
– О, боже!
– мелькнула мысль.
– Ошибся?
– Ударившись о торчащий конец разбитой балки, он свалился на полуразложившийся труп.
Фойл брезгливо отпрянул, сохраняя ледяное спокойствие, и нажал языком на верхний правый коренник. (Операция, превратившая его тело в электрический аппарат, расположила систему управления им во рту). Тотчас внешний слой клеток сетчатки возбудился до испускания мягкого света. Он взглянул двумя бледными лучами на останки человека. Поднял глаза вверх и увидел проваленный пол квартиры Робин Уэднесбери.
– Разграблено, - прошептал Фойл.
– Все разграблено. Что же случилось?
Эпоха джантации сплавила бродяг, попрошаек, бездельников, весь сброд в новый класс. Они кочевали вслед за ночью, с востока на запад, всегда в темноте, всегда в поисках добычи, остатков бедствий, катастроф, в поисках падали. Как стервятники набрасываются на мертвечину, как мухи облепляют гниющие трупы, так они наводняли сгоревшие дома или вскрытые взрывами магазины. Называли они себя не иначе, как джек-джантерами. Это были настоящие шакалы.
Фойл вскарабкался на этаж выше. Там располагались лагерем джек-джантеры. На вертеле жарилась туша теленка. Искры костра через дыру в крыше вылетали высоко в небо. Вокруг огня сидели с дюжину мужчин и три женщины - оборванные, грязные, страшные. Они переговаривались на кошмарном рифмованном слэнге шакалов и сосали картофельное пиво из хрустальных бокалов.
Грозное рычание ярости и ужаса встретило появление Фойла, когда он, весь в черном, испуская из бездонных глаз бледные лучи света, спокойно шел к квартире Робин Уэднесбери. Железное самообладание, вошедшее в привычку, придавало ему отрешенный вид.
– Если она мертва, - думал он, - мне конец. Без нее я пропал. Если она мертва…
Квартира Робин, как и весь дом, была буквально выпотрошена. В полу гостиной зияла огромная рваная дыра. Фойл искал тело. На постели в спальне возились женщина и двое мужчин. Женщина закричала. Мужчины взревели и бросились на Фойла. Он отступил назад и нажал языком на верхние резцы. Нервные цепи взвыли. Все чувства обострились. Все реакции ускорились в пять раз.
В результате окружающий мир мгновенно застыл. Звук превратился в басовитое урчание. Цвета сместились по спектру в красную сторону. Двое атакующих плыли с сонной медлительностью. Фойл расплылся в молниеносно двигающееся пятно. Уклонился от застывших кулаков, обошел мужчин сзади и по одному швырнул их в дыру. Они медленно опускались вниз, разверзнутые рты испускали утробное рычание.