Тигры Редфернов
Шрифт:
Сперва были лишь слабые очертания, но спустя несколько секунд в зеркале отразилась каюта корабля. Правда, до Бреннона не сразу дошло, что это каюта – от кучи мазадранских безделушек, мебели, ковров, подушек и покрывал у него зарябило в глазах. Он даже не сразу нашел в гуще этой роскоши бритого налысо человека в белых мазандранских одеждах. Тот полулежал на софе, читая книгу, но вздрогнул, поднял голову и уставился прямо на комиссара.
– Здрассь, – мрачно сказал Бреннон.
Бритый тип всполошился, как курица, взвился с подушек, что-то завопил на языке, который комиссар давно не
– Не рады встрече? – осведомился он. Дверь распахнулась, и весь проем заполнил собой такой здоровенный детина, какого комиссар в жизни не видел. Огромный, на полторы головы выше самого Бреннона, бронзово-смуглый, с черной кудрявой бородищей кустом.
Комиссар едва успел схватиться за револьвер, как вдруг прямо с рук бритого потекли оранжевые узоры. Зрелище было до того гнусным, что Натан едва не плюнул под ноги колдуну по деревенской привычке. Оранжевые щупальца добрались до комиссара и с шипением отдернулись.
Бреннон выхватил из кобуры оружие, и тут ему в шею что-то впилось. Он выдернул черную длинную иголку, но в руку вмиг вонзилась еще одна. Великан снова поднес к губам трубку, а Натан, вспомнив, с чем имеет дело, выстрелил. Но яд уже начал действовать – руку от тяжести револьвера повело, пуля разнесла фарфоровую вазу, а пол под ногами поплыл. Комиссар бросился на бритого гада. Тот увернулся, Бреннон ухватился за спинку софы и замотал головой, пытаясь разогнать туман в глазах. Каюта закачалась перед ним, колени подогнулись, и комиссар осел на пол. Последнее, что он различил – массивная бородатая фигура, склоняющаяся над ним.
Глава 17
13 сентября
Натан очнулся от качки и запаха – или, точнее, от вони и качки. Эта затхлая трюмная вонь была знакома ему с восемнадцати лет, когда набранных рекрутов сгоняли, как скот, в трюмы имперских кораблей, что должны проследовать в Мазандран. Все эти скрипы, и скрежеты, и потрескивания, и плеск воды, и тусклый свет лампы, болтающейся в такт качке, и спертый воздух – все как на имперском фрегате, в брюхе которого Бреннон провел самые гнусные месяцы своей жизни.
Комиссар, кряхтя, сел и схватился за голову. Башка трещала так, словно вот-вот развалится. Сжимая череп, чтоб не раскололся, Натан обвел мутным взглядом окружающий мир. Мир был ограничен то ли клеткой, то ли решеткой; справа – ведро, впереди – дверь с замком. Сам комиссар сидел на тюфяке, в ногах лежало свернутое одеяло, с другого конца умостилась плоская, как камень, подушка.
"Комфорт, мать его", – подумал Бреннон. Разумеется, с него сняли и сюртук, и жилет, и кобуру с револьвером, и ножны с акрамом. Комиссар встал и, держась за дощатую стенку, дошел до решетки. Выглянул (но едва рассмотрел во мраке лестницу из трюма на палубу), повернул голову и вцепился в решетку. В соседней клетке Редферн полусидел у тюфяка, прислонившись
– Смотрите, – с нежностью сказал Редферн, – спит, как котенок.
Перед Натаном на миг затмилось все, кроме Пегги. Он видел только оторванный рукав, синяки на ее руке, ссадину на щеке и... и... о Господи! О Боже!
– Пег! – захрипел он и рванул прутья так, что замок на решетке задребезжал.
– С ней все в порядке, – ответил Энджел. – Ее не изнасиловали.
В голове комиссара малость прояснилось, и он углядел, что Пегги улыбается во сне. Вместе с глубоким облегчением он почувствовал зависть к безмятежной юности. Только в семнадцать можно спать в клетке, в трюме корабля, да еще и улыбаться при этом.
Редферн с трудом поднялся и добрел до решетки. Бреннон наконец заметил, что он бледен до мертвецкой белизны, схуднул и выглядит больным. Пироман старался не наступать на правую ногу, а следы побоев Натан пересчитал почти машинально наметанным взглядом. Энджел оперся на решетку и пробормотал, не глядя на комиссара:
– Простите. Я должен был отправить ее с вами в Блэкуит.
"Вы должны были не похищать ее из дома", – хотел ответить Бреннон, но сдержался. И так было ясно, что пироман вполне искренен в своих чувствах. Впрочем, судя по всем предыдущим встречам, лживость и двуличие – это те немногие пороки, которые Редферну были несвойственны. К тому же ему и без того крепко досталось.
– Как вы?
– Лучше, чем было.
– Чего он от вас хотел?
– Долгая история, – поморщился Энджел. – Но, в любом случае, от меня он этого не получит.
Он осторожно опустился на пол, и Бреннон тоже сел – во-первых, не хотел смотреть на Редферна свысока, во-вторых, ноги все еще подгибались из-за чертова снадобья, которым его напичкал мазандранец.
– Он хотел узнать про процесс, – помолчав, сказал пироман.
– Про что? – удивился комиссар. Энджел долго, пристально всматривался в физиономию Натана, словно хотел убедиться в том, чем ему можно доверить столь сокровенное знание, и наконец медленно произнес:
– Процесс превращения человека в консультанта.
Бреннон оцепенел. Значит, он был прав! Прав! Эта дрянь действительно существует! А чертов пироман о ней знает! Знал все это время и молчал!
– Впрочем, вы ведь и так уже догадались, – добавил Редферн, не спуская с комиссара испытующего взора.
Бреннон не ответил, потому что мог думать лишь об одном – раз процесс реален, то, значит, есть кто-то, отбирающий людей для этого гадства! Кто-то, кто рулит всем ходом этого превращения!
– Это продолжается до сих пор? – процедил комиссар. Ответ его изрядно изумил:
– Нет. Процесс больше не проводится.
– Почему?
– Их получалось слишком мало, – пожал плечами пироман. – Крайне низкая выживаемость. Так что если господин Рагнихотри надеется наштамповать себе армию с помощью процесса, то он сильно заблуждается.
– Господин кто?
– Ачари Рагнихотри, – с глубочайшим презрением отвечал Энджел. – Шут из Доргерна, возомнивший себя мазандранцем до кончиков ногтей.