Тихая сатана. Кража. Сенсаций не будет
Шрифт:
Упрек Виктора даже не задел Гурама.
– Перестань! Честно живут одни дураки. Это так, для справки. Честность уже давно нафталин, – широким жестом он поправил кепку. – Об этом слове я только в книжках читал, только не помню в каких.
Виктор взорвался:
– Трепач ты. Понимаешь, что у меня безвыходное положение…
Гурам поспешил изобразить шутливую улыбку.
– В безвыходном положении стреляются… Разочарование в человеке иногда наступает внезапно.
Бывает, от одного жеста, взгляда, фразы, поступка… Так случилось и с Виктором.
– Выходит, ты еще в гостинице обманывал меня. А я верил.
Слова нисколько не удивили Гурама, но все же, поморщившись от досады, сказал:
– Ты замечательный парень, Виктор. Честное слово! – И растянул в улыбке губы. – Пойми – деньги вечером будут, кончай мелкие придирки. – Он похлопал его по колену. – Давай будем правильными людьми, не станем говорить о глупых вещах. За деньгами вечером поедем. И будет все по первому разряду. Это я, Гурам, говорю!
– Я не поеду! – в голосе прозвучала неуверенность.
– Поедешь! Раз съездил, съездишь и второй!
Вечером к поезду они привезли новый объемистый сверток. До вагона, как и утром, его нес Виктор.
В купе к Анзору вошел один Гурам. Минут через пятнадцать он соскочил на платформу радостный.
– Ну вот и все, а ты боялся. Поехали по домам.
Они сели в машину. Гурам включил зажигание и стал прогревать мотор.
– Ты хорошо поработал. Получи двести. Матери на пальто, – деловито проговорил он, вытаскивая из бумажника деньги. – Остальные – завтра. Небось такую сумму первый раз в своей жизни получаешь?
Виктор взял новенькие купюры и положил их в карман куртки.
– Мудришь по–прежнему. Обещал же все. Чего мелочишься?
– Уникальный человек! Моря и реки мельчают, не только люди… Но это ко мне не относится. Сказал – завтра получишь остальное. Мне до утра одно дело прокрутить надо. На учете каждый рубль. Обещали фирменное устроить. Такие «подарки» раз в год дают. Упускать нельзя… – Гурам тронул машину, давая понять, что его решение твердо.
Виктор молчал, невесело глядя перед собой. Вдруг он задал совершенно неожиданный вопрос:
– Ты слышал когда–нибудь про кентавров?
– В школе учили. Потом как–то не до них было. А что? – полюбопытствовал Гурам.
– В том–то и дело, что не до них было, – умиротворенно проговорил Виктор. – Это из мифологии. Наполовину человек, наполовину лошадь…
– Это как понимать? На что намекаешь? По–твоему, я тоже наполовину, – хмыкнул Гурам. – Ты это хочешь сказать?
– А выходит, – ответил ему Виктор без улыбки, – что ты наполовину во власти желания помочь человеку, а наполовину во власти привычки держать в зависимости людей и получать от этого удовольствие. У тебя явное раздвоение – говоришь одно, делаешь другое. А в общем, живи как знаешь…
Гурам слушал молча, поджав пухлые губы.
– Смотри–ка, не знал, что ты такой бойкий на язык. Говоришь красиво, но несправедливо. Выходит, обидчивый ты, раз до сих пор в себя не придешь, – уже совсем весело отозвался он.
По ночной улице торопливо шли редкие
– Может, я не очень хороший человек, но в отношении тебя я честен. Запомни это. – Гурам резко затормозил машину, увидев перебегавшую на красный свет женщину. – Я одно скажу. Не кто другой, а я пришел к тебе на помощь. Разберись хоть в этом. Извини, я не привык напоминать о таких вещах, но приходится, – он сделал паузу. – Хорошо! Утром свезу тебя к приятелю и купим пальто для матери. Настоящую фирму. Это тебя устраивает? И разойдемся на этом, как в Черном море корабли. Память о прекрасных встречах навсегда сохранится в наших сердцах. Годится?
– Годится. Лишь бы не было так, что за сегодняшним обещанием будет завтрашнее, потом – послезавтрашнее. – В голосе Виктора звучало сомнение. – Судя по сегодняшнему, я чувствую…
– Один тоже чувствовал, потом перестал, – оборвал его Гурам. – В таких вопросах я своему слову хозяин. Это мой принцип. Поэтому никогда перед другими виноватым не был. И перед тобой вины не чувствую. Ты поступаешь как человек, и я поступаю так же. Уяснил? Плюнь на свои сомнения, – подрулив к гостинице, он протянул руку. – Часам к десяти будь готов. До встречи!
Гурам лихо тронул с места. «Жигули», фыркнув отработанным бензином, скрылись за углом.
Гостиница спала. Стеклянные двери были заперты на металлическую скобу. В вестибюле пусто, свет притушен. Швейцар встретил Виктора неприветливым взглядом. Вызвав лифт, Виктор поднялся на свой этаж.
– Поздновато, молодой человек, – проговорила сердито дежурная. – Половина второго. Людей беспокоите.
Осторожно ступая по цветной линолеумовой дорожке, он подошел к номеру. Тихо открыл дверь. В тамбур из комнаты пробивался свет. Куприянов не спал. Оторвавшись от газеты, он сказал с укоризной:
– Тамару огорчаешь. Обыскалась тебя. Тревожится… Зазвонил телефон. Куприянов снял трубку.
– Тебя!
Виктор подбежал к столику.
– Ты где пропадаешь? – По вопросу Тамары понял: она сердилась всерьез.
– Послушай, Тамара. У меня получилось так. Не обижайся…
– Зря тратишь время…
– Я утром зайду к тебе.
– Нет! Я буду занята. – Раздались короткие гудки.
* * *
Утром Тамары в номере не было. В мрачном расположении духа Виктор поднялся в буфет. В этот час там было малолюдно. Командированные уже уехали на работу, туристы – на экскурсию.
Гурам появился ровно в десять. Перекинув на руку пальто, он плечом приоткрыл дверь и, отыскав взглядом Виктора, подсел к нему. От него пахло перегаром и маринованным чесноком, лицо – серовато–землистое. Но все же он был, как всегда, тщательно выбрит.
Виктор мельком взглянул на него.
– Явился – не запылился…
В ответ на это Гурам рассмеялся.
– Надеюсь, сосиски и сметану заказывать не будешь? Внизу такси ждет. Давай не тяни. У нас впереди важные дела. – Хитро подмигнув, он достал из пиджака какие–то бумажки и отложил одну из них в карман пальто. – За товаром по–быстрому съездим.