Тихие конфликты на Северном Кавказе. Адыгея, Кабардино-Балкария, Карачаево-Черкесия

Казенин Константин

Гораздо более важный миротворческий шаг был сделан 25 ноября, когда парламент Кабардино-Балкарии принял поправки к закону «О статусе и границах муниципальных образований». Поправки существенно урезали межселенные территории в республике. Среди районов с преобладанием балкарского населения они были полностью ликвидированы в Эльбрусском, частично — в Черекском и Чегемском. Столь резкий «разворот» в вопросе о межселенных территориях был негативно воспринят целым рядом национальных организаций. Совет старейшин балкарского народа тут же выразил обеспокоенность тем, что земли, потерявшие статус межселенных территорий, могут быть объявлены республиканской собственностью и снова выведены из-под контроля сельского самоуправления. Такая реакция старейшин была вполне прогнозируема хотя бы потому, что в случае реального полного решения проблем муниципального устройства Совет практически потеряет основной публичный повод своей деятельности, вынужден будет искать какие-то новые ходы для привлечения внимания населения. Интереснее заявление, которым встретили отмену межселенных территорий такие черкесские организации, как «Адыгэ-Хасэ» Кабардино-Балкарии, Союз абхазских

добровольцев Кабардино-Балкарии и Всемирное адыгское братство. В их совместной декларации говорилось, что пастбищные земли, передаваемые горным селам, «традиционно и исторически находились в общем пользовании как при царской России, так и при советской власти у всех населенных пунктов Кабардино-Балкарии независимо от национальной принадлежности». Также в заявлении утверждается: «Общественные организации национальной ориентации… целенаправленно под надуманным флагом борьбы за устранение межселенных территорий осуществляют политику расширения любым способом границ…» Существенно, что ранее, до изменения позиции республиканских властей, по существу проблемы межселенных территорий черкесские организации высказывались очень редко. Их несогласие с новым шагом властей Кабардино-Балкарии, возможно, свидетельствует о том, что спор о межселенных территориях с самого начала касался все же не только горных пастбищ и даже не только полномочий муниципалитетов, но и гораздо более общих оснований той многонациональной конструкции, которую представляет собой Кабардино-Балкария. Если так, то любое решение этой проблемы будет иметь и своих сторонников, и противников, причем не обязательно из числа тех, для кого межселенные территории имеют непосредственное хозяйственное значение.

С принятием поправок вопрос о межселенных территориях, безусловно, не закрыт. Во-первых, от республиканских властей ждут разъяснений по поводу практической реализации поправок, а также по поводу того, что полная отмена межселенных территорий произошла не во всех районах. Кроме того, еще на Гражданском форуме 1 ноября представитель президента Кабардино-Балкарии в парламенте и судебных органах Залим Кашироков заявил, что границы районов в республике пересматриваться не будут, тем самым, очевидно, исключив возможность восстановления Хуламо-Безенгиевского района, за что так ратуют сторонники Совета старейшин. Таким образом, не все требования, предъявляемые по поводу «балкарских» районов, республиканские власти готовы в данный момент выполнить.

Вместе с тем позиции республиканской власти относительно Совета старейшин укрепились за счет раскола в этой организации, произошедшего в сентябре 2008 г. Тогда ряды Совета покинули семь его членов, в том числе старейший организатор балкарского движения, в советское время — председатель Областного совета профсоюзов Кабардино-Балкарской АССР Зейтун Зукаев. В своем заявлении они утверждали, что Совет, созданный «с единственной целью: в соответствии с законом России о местном самоуправлении вернуть отобранные балкарские земли», занялся «разоблачением местной власти… расследованием похищенных материальных и денежных средств, выделенных ранее балкарскому народу российским правительством». Возможно, «раскольники» не одобрили той политической игры республиканского уровня, в которую так или иначе оказался вовлечен Совет. С другой стороны, по нашим наблюдениям, в среде балкарской интеллигенции личности руководителей Совета старейшин оцениваются неоднозначно. Общей чертой биографий руководителя Совета Исмаила Сабанчиева и его заместителей Оюса Гуртуева и Руслана Бабаева является служба на высоких постах в республиканской милиции (Гуртуев уволился в запас в 1993 г., Сабанчиев — в 1999-м). В 1990-е гг. МВД республики проводило достаточно жесткую линию по отношению ко многим общественным организациям, включая организации, настаивавшие на отделении Балкарии в самостоятельный субъект Федерации. Приход «полковников» в руководство национального движения для многих выглядит загадочно, и команда Канокова, безусловно, будет стимулировать такие настроения в балкарской среде.

Еще одна очевидная слабость Совета, ставшая явной по мере возрастания его активности в 2008 г., — ограниченные возможности в работе с главами балкарских муниципальных образований, во многом сильно зависящих от республиканских властей. Это затрудняет работу в районах даже при том, что у Совета там имеется достаточно дееспособная сетевая структура. Например, несмотря на то, что Совет старейшин довольно активно действует в Хасанье, у него там нет полного взаимопонимания с нынешним главой местной администрации Рамазаном Фриевым, который не разделяет радикальных требований, касающихся муниципального статуса Хасаньи. Вызывает претензии оппозиции и глава администрации экономически весьма «проблемного» Черекского района Махти Темиржанов. Вообще, из балкарских муниципальных руководителей относительную автономность от республиканского руководства сохраняет лишь глава местного самоуправления Эльбрусского района Хизир Макитов, авторитет которого определяется прежде всего его образом бескомпромиссного борца за район, сложившимся в последние годы правления Кокова. Однако сейчас в районе растет влияние главы районной администрации Курмана Соттаева (с советских времен состоял в руководстве приэльбрусского туристического комплекса), более лояльного Канокову.

В целом, как видим, вторая половина 2008 г. привлекла к балкарским проблемам заметно больше внимания, чем они получали в 2006–2007 гг. Отличие от предыдущего обострения (2005 г.) состоит в том, что на этот раз на первом месте были вопросы идеологии и истории прошлых веков, а не проблемы повседневной жизни. Вовсе не обязательно, что «идейный» конфликт менее значим, чем конфликт, вызванный социальными и бытовыми проблемами. Реакция на юбилей Канжальской битвы подтвердила, что историческая память на Северном Кавказе может иметь большее значение, чем практические вопросы сегодняшнего дня. [31]

31

Весьма

неблагоприятным фоном для споров вокруг юбилея стали сообщения о криминальных событиях в ряде балкарских сел. появившиеся во второй половине 2008 г Официально подтвержденными являются события в селе Бабугент Черекского района во второй декаде октября. Эпизод был чисто бытовым: жителя села заподозрили в краже, совершенной на рынке в Нальчике. Большая группа людей, мобилизованная потерпевшим, приехала к селу, где навстречу им вышла не менее представительная группа местных жителей. Насилие и самосуд удалось предотвратить. События в Бабугенте имеют очевидное «архетипическое» сходство с событиями в Кенделене — то же стояние друг против друга у въезда в село. Резонанс этого происшествия, возможно, был увеличен слухами о национальном составе его участников. Совет старейшин в своем заявлении от 2 октября 2008 г., опубликованном в ИА REGNUM, также сообщал о драках между местной и приезжей молодежью в селах Новая Балкария (Терский район: август 2008 г.) и Яникой (Чегемский район: июнь 2008 г.), однако официальными подтверждениями этой информации мы не располагаем.

* * *

Подведем некоторые итоги. Оценивая степень опасности современного состояния «балкарского вопроса» в Кабардино-Балкарии, необходимо, на наш взгляд, отметить в первую очередь следующие моменты:

1. При всей остроте тех или иных конфликтных ситуаций в 2000-е гг., они никогда не принимали форму противостояния между балкарскими и кабардинскими национальными организациями. Все претензии балкарских активистов направлены против властей республики, даже в случае кенделенских событий, где многие ожидали каких-то выпадов в сторону общественников, непосредственно организовывавших празднование юбилея Канжальской битвы.

2. Многие протестные выступления национальных организаций связаны с празднованием в республике различных исторических дат, в связи с чем у протестующих возникают противоречия с руководством республики.

3. Намечается солидарность между балкарскими и казачьими активистами, чей союз может рассчитывать на поддержку весьма большой доли избирателей Кабардино-Балкарии.

4. Период противостояния и различных балкарских организаций уходит в прошлое. В явные лидеры выдвинулся Совет старейшин балкарского народа, несмотря на элементы раскола в его рядах и имиджевые проблемы его лидеров.

5. В повседневной жизни Кабардино-Балкарии нет признаков межнационального противостояния, однако на уровне «бытового дискурса» нередко приходится слышать мнения жителей республики о том, что разные народы республики якобы «не похожи», существенно различаются своими историческими корнями и т. д. Очевидно, что существуют такие умонастроения и среди молодежи. Правда, препятствием для общения разных национальностей в молодежной среде они, по нашим наблюдениям, не являются.

6. Неопределенная экономическая ситуация в горных районах такова, что их жители, а это преимущественно балкарцы, имеют шансы быть увлеченными популистскими обещаниями «лучшей жизни». В пригородах Нальчика достаточно негативным фоном для повседневной жизни балкарцев остается плохое состояние автодороги, ведущей из Нальчика через Хасанью в балкарское село Герпегеж, и большое количество милицейских постов на этой дороге, функционирующих подчас не менее жестко, чем посты в зоне контртеррористической операции в Чечне.

Приложение: Ислам и балкарский вопрос

Охарактеризовав выше основные вехи развития балкарской проблемы, мы практически не касались исламского фактора. В целом можно констатировать, что его роль в конфликте, связанном со статусом балкарских территорий, никогда не была велика. Это было обусловлено как совершенно общими причинами, так и особенностями местной ситуации. Во-первых, направленность ислама на создание единой общины верующих, как известно, плохо сочетается с культивированием национальной самобытности, и само существование понятия «исламский национализм» является проблематичным для любой точки мира. Во-вторых, в Кабардино-Балкарии к началу 1990-х гг. отсутствовали предпосылки для развития «местного» ислама, укорененного в народной традиции. В соседних Ингушетии, Чечне, Дагестане в советское время значительные слои населения сохранили религиозную практику, основанную в первую очередь на авторитете шейхов — учителей веры, «по наследству» воспринявших духовное знание от крупнейших мусульманских ученых прошлых веков. В Кабардино-Балкарии, в силу разнообразных исторических причин, духовной традиции, опирающейся на шейхов, не было, и после падения СССР исламское возрождение в республике началось практически «с чистого листа».

С тех пор ислам к Кабардино-Балкарии прошел весьма сложный, противоречивый путь развития, детальное описание которого выходит за рамки настоящего очерка. Отметим лишь три наиболее важные характеристики этого пути:

1. В начале 1990-х гг. огромную роль в возобновлении исламской жизни сыграли приезжие проповедники. У них не было «готовых» местных структур, на которые они могли бы опереться, — в отличие, например, от Дагестана.

2. До конца 1990-х гг. в республиканском исламе было как минимум два центра власти — Духовное управление (муфтий Шафиг Пшихачев, в 2003 г. смененный на посту своим братом Анасом Пшихачевым) и Исламский центр. Центр был создан как молодежное «подразделение» Духовного управления, однако довольно скоро его лидер — молодой мусульманский проповедник Артур (Мусса) Мукожев приобрел среди части верующих вполне самостоятельное влияние. Во многих населенных пунктах Кабардино-Балкарии в конце 1990-х — начале 2000-х гг. мечети не подчинялись Духовному управлению. Очаги неподконтрольного ему ислама имелись и в пригородах Нальчика — Вольном ауле (там имамом мечети был сам Мукожев), Кенже, «балкарской» Хасанье. Сторонники Мукожева при этом не считали себя поборниками исламского экстремизма, ваххабизма и т. п. и заявляли, что ведут свою деятельность преимущественно открыто.