Тихие омуты
Шрифт:
– Это мое личное... – грустно улыбнулся доктор.
Когда журналисты покидали кабинет, и Джекки вместе с ними, к Каштанову подошел Владик.
– Вам просили передать! – И он вручил Антону Михайловичу видеокассету.
А в предбаннике Варвара Петровна и Джекки встретились. Посмотрев на опрокинутое лицо журналистки, Муромова сказала как бы сочувственно:
– Не сложилось? Обидно.
Показывая на загипсованную руку, Джекки ответила в тон:
– Не срослось? Прискорбно...
– У меня-то срастется! – парировала милиционерша.
– А у меня сложится! –
Появление Джекки, с которой не удалось перемолвиться ни одним словом, разбередило душу Антона Михайловича. Он хотел рвануть за ней, объяснить что-то, но не осмелился. После возвращения он еще не был дома, отсиживался неделю у Никиты на даче, жене трусливо не звонил. Не звонил также и Джекки. Насколько все ему было ясно в профессиональных делах, настолько же было не ясно в сердечных. Каштанов пребывал в состоянии душевной смуты, неразберихи, разброда и никак не мог принять решения.
После того как окончился первый рабочий день, Антон Михайлович, еще не оправившись от невстречи с Джекки, автоматически спустился вниз и по обыкновению сел в свою служебную машину. Он мучительно думал, что же ему предпринять, на что отважиться. Поздоровавшись с водителем, он не сказал ему, куда ехать, и тот, естественно, привез его к дому. Рефлекс ежедневного возвращения по этому маршруту был столь силен, что Антон Михайлович, погруженный в раздумья, даже не обратил внимания, что направляется домой.
Каштанов привычно открыл замок, вошел – и тут очнулся. Ему показалось, что он ошибся адресом. Ничего не напоминало его прежнее жилье. Антон Михайлович даже вышел обратно на лестничную клетку и взглянул на номер квартиры. Номер был тот же. Тогда он снова вернулся в квартиру.
Евроремонт был закончен. Две стенки – одна между кухней и гостиной, другая между ванной и уборной – были снесены. Новые оконные рамы, светлые жалюзи, белые стены, белая новая мебель. Было как бы красиво, но крайне неуютно, совсем как на картинке из рекламного журнала для богатых. Каштанов прошел в свой кабинет. Неумолимая воля Полины Сергеевны и беспардонные руки ремонтников похозяйничали и здесь. Все вещи доктора, его книги, фотографии, картины были сгружены на пол. Белые голые стены, новые окна без занавесок, пустые книжные полки. Логику Полины Сергеевны можно было понять: зачем наводить уют в жилище беглого мужа. Если вернется, сам все приведет в порядок, а не вернется, тогда зачем делать лишнюю бесполезную работу.
Самой Полины Сергеевны дома не было. Видно, еще не приехала с работы.
Антон Михайлович полез в карман пиджака и вынул видеокассету. Поискал, нет ли внутри записки. Записки не было. Тогда он включил видеомагнитофон и вставил в него пленку.
На экране телевизора возник кадр, где Джекки беседовала с Полиной Сергеевной.
– А может, он это сделал ради другой женщины? – брала интервью Джекки.
– От таких женщин, как я, не уходят! Вон из моего дома!
Каштанов потрясенно смотрел на экран...
К дому тем временем подъехала машина «Фелиция», что в переводе с заграничного означает «Счастье». Из нее вышла Полина Сергеевна и направилась
Антон Михайлович с интересом наблюдал на телевизионном экране, как он ворует в кафе третью булочку...
Встревоженная Полина Сергеевна поднималась в лифте...
В квартире на телеэкране появился кадр, снятый Владиком сверху с парашюта, кадр, которым он так гордился. Лица Джекки и Каштанова занимали весь экран. Они неотрывно смотрели друг на друга, а потом начали целоваться. Поцелуй продолжался довольно долго, пока из-за кадра не раздался голос Владика:
– Джекки, мне это не нравится, что ты делаешь?
Полина Сергеевна вышла из лифта и бесшумно отворила дверь.
Увлеченный воспоминаниями, Антон Михайлович не почувствовал прихода жены. Она неслышно появилась в гостиной и тоже стала смотреть на телеэкран.
А там ее муж и Джекки в праздничной крушинской толпе разговаривали друг с другом, не замечая никого вокруг.
Полина Сергеевна была не в силах оторваться от экрана.
– Знаешь, Женя, – говорил Каштанов, – человек может пройти мимо всего. Может упустить удачу, деньги, успех. Но он не имеет права пройти мимо любви. Это преступление против самого себя!..
– И против меня! – закончила его монолог Джекки.
– Это как понять, Каштан? – ледяным голосом спросила Полина Сергеевна. – Ты вернулся или опять заскочил на минутку – поглядеть видео?
Антон Михайлович вздрогнул, судорожно выключил видеомагнитофон и голосом побитой собаки сказал:
– Я вернулся.
– Сам приполз или тебя выгнали?
– И то, и другое.
– Будешь просить прощения?
– Прости меня, Полюшко-Поле! Ремонт ты сделала сногсшибательный!
Полина Сергеевна приняла решение.
– Значит так, не знаю, прощу ли я тебя когда-либо. Может, и прощу, через месяц или полгода. – Тут она вынула кассету из видеомагнитофона, направилась к двери и вышла на лестничную клетку. Каштанов понуро поплелся за ней.
– Я женщина добрая, ты знаешь!
– Добрая, конечно, добрая!
– Пойми, я лучше знаю, что тебе надо! Так вот, – и это категорически, – чтоб этой дамочки духу не было! Никаких встреч, никаких звонков! Понял, Дон Жуан почтенного возраста?
– Я понял. Полина Сергеевна выкинула лирическую кассету в мусоропровод и с треском захлопнула крышку...
На следующее утро муж и жена мирно завтракали на уютной кухне. Каштанов зачерпнул ложкой овсяную кашу и поморщился:
– А можно, я поджарю яичницу и сделаю себе бутерброд с копченой колбасой?
Ответ он получил жесткий:
– Этого тебе нельзя было раньше, а теперь и подавно!
И Каштанов принялся расхлебывать кашу во всех смыслах этого выражения...
Эпилог
Прошло около трех месяцев. Шел крупный снег. Каштанов и Полина Сергеевна ехали в автомобиле по новогодней Москве. Антон Михайлович сидел за рулем, жена – рядом, на пассажирском сиденье, в элегантной шубе.