Тихие сказки

Миркина Зинаида А.

— Вечно про этих фей и волшебников. Неужели ты не можешь еще о чем-нибудь? Ты забиваешь головы детям всей этой небылью, и они совершенно не готовы к реальной жизни. Ты должна все-таки им растолковать при случае, что никаких фей не существует, и рассказать про то, что существует на самом деле.

Никто не видел, что Фея глотала слезы, как маленькая девочка, и выходила на улицу понурая и совсем беспомощная. Ну легко ли жить, зная, что тебя нет и совсем не должно быть на свете?

Она сидела в автобусе, ехала домой и чувствовала себя старой, усталой и очень больной.

Да, Фея была больна. Эго началось давно. С того первого

дня, когда она взлетела на крыльях, неся людям огромную корзину с дарами. Так бы, кажется, все просто. Она им — дары, они ей — радость и любовь. Но получилось все совсем не так. Дары брали только дети. А взрослым дары не были нужны. Они сломали ее корзинку и чуть не сломали ей крылья. Вот с тех пор она и больна. Когда она на земле, — то всегда больна. Там, в воздухе, она совершенно здорова. Но совсем улететь с земли ей никогда и в голову не приходило. А как же дети? Да и не только дети. Она и еще кому-то нужна, и даже чему-то. Вот, например, — вещам.

Фея вспомнила про вещи и улыбнулась. Взглянула в окно автобуса. Скоро выходить. Вот и дом. Фея жила в обыкновенном доме, в обыкновенной квартире, отличавшейся от других квартир только тем, что вещи в ней были живые. Они говорили с Феей, и Фея их понимала и ставила их именно туда, куда они просились. И вещам было хорошо в доме Феи. У каждой вещи была своя история, и слушать их можно было бесконечно.

Это было удивительно хорошо — сидеть и слушать то, что рассказывают вещи! У каждой вещи — свой голос. Вот только не заглушай его — и он будет слышен. А какие у вещей были великолепные и причудливые желания! Если слышать и выполнять эти желания, то и возникает красота! Все думали, что Фея создает красоту. Ничего подобного! Вещи сами создают ее, надо только им не мешать. И Фея умела не мешать, не своевольничать, не навязывать вещам того, что сама она хочет. Что хотите, то и делайте, мои дорогие! Вы совершенно свободны.

— Свободны? Свободны?! — Вещи выглядывали из своих неживых оболочек и вдруг начинали смеяться и петь.

Вот так и получалась красота. А Фея тут ни при чем. Она просто была тихой и внимательной. Вот и все. Все получалось само. Иногда прямо на глазах у детей. Она только разведет руками, и — вдруг!.. — чего-чего не выходило, когда свободные вещи начинали ликовать! И вот тогда-то к ней слетались дети, отовсюду, как пчелы на цветущие кусты.

Дело в том, что все дети рождаются с крылышками, и все они — чуть- чуть волшебники и феи. Не совсем, а только чуть-чуть, потому что они еще очень маленькие. Но они знают, что стоит им немножко подрасти — и такое будет! Вот они и играют в это «будет», воображая, что оно уже есть, торопят его изо всех сил, и так хлопают своими маленькими крылышками!

Да, все дети рождаются с крылышками, но не у всех они вырастают. Вот только бы помочь детям вырастить крылья! Это-оказывается так трудно! И удавалось редко, очень редко. А казалось бы — чего проще?..

* * *

— Так все-таки, скажи мне, пожалуйста, кто ты на самом деле? Фея или Марта? — Это спросила девочка Люся по фамилии Лисичка. Она любила Фею больше всего на свете и мечтала стать феей, когда вырастет. Только феей — и больше никем. А вот сейчас в голосе ее была тревога…

— Так кто ты на самом деле?

— А ты сама как думаешь?

— Я думаю, конечно, фея. Но папа с мамой говорят, что никаких фей нет, и ты просто Марта.

— Вот как… просто Марта…

— Да, — продолжала Люся, —

просто Марта, потому что никаких фей нет. Но я же не могу переверить.

Марта вскинула на нее глаза.

— Как ты сказала, моя девочка?

— Переверить.

— Значит, ты веришь, что феи есть?

— Конечно. И ты — фея, а не Марта.

— А разве не может быть феи Марты? Кто сказал, что у фей нет имен?

— Имен? — Люся задумалась. — Имя… у феи?.. Так просто по имени?

— Ну конечно, вот так просто.

— А по-моему, это ты понарошке — Марта, а по правде — фея.

Марта звонко засмеялась. Сейчас нельзя было понять, кто из них девочка. Платье, рост, седые волосы — все это могло быть понарошке. А по правде… — девочка. И вдруг смех ее оборвался.

Они были с Люсей в лесу, в огромном прекрасном лесу, который вырос на том месте, где когда-то был пустырь… Когда это было? Фея вспоминала и уходила куда-то все дальше и все глубже. Она, кажется, совсем забыла про девочку и говорила только с деревьями, которые узнали ее своим тайным, непонятным нам знанием и что-то шелестели ей, шелестели… А она — понимала их.

— Как ты думаешь, а откуда взялся этот лес? — вдруг спросила она девочку.

— Из семян. Мне папа сказал.

— А семена откуда?

— Из леса.

— Алее?

И тут они обе остановились и посмотрели друг дружке в глаза. Глаза девочки совсем застыли, расширились и, кажется, потеряли дно.

— Не знаю, — тихо ответила она.

— Вот и хорошо, что не знаешь. Знаешь, что не знаешь. Это хорошо.

— А что тут хорошего?

— Девочка моя, те, кто знают, что не знают, подходят к берегу тайны. Разве ты не слышишь, как шелестит тайна? Ну и что ж, что это — листья… Это — Тайна. Не бойся ее. Она не чужая, не страшная. Это наша родная Тайна. Она так же шелестит у тебя в сердце, как в этом лесу. Прислушайся к своему сердцу.

— Да, да, — сказала девочка. — Я слышу.

— Слишком быстро ты ответила. Прислушиваться надо долго. Ох, как долго!.. Этого ты еще не умеешь.

— А ты можешь научить меня? — Научить?… — Фея задумалась. — Я больше всего на свете хотела бы этого. Но я не могу научить тебя.

— Не можешь?! Не можешь?! — девочка вдруг ужасно встревожилась. — Вот и мама говорит, что ты не научишь меня, как стать феей. Так, может быть, фей никаких нет?!

Как она волновалась! Как она хотела, чтобы Марта опровергла ее. Но Марта молчала. Стояла перед ней. И — молчала.

* * *

Сколько лет она не была в этом издательстве? На что она надеется? Зачем пошла опять? И насколько труднее стало подыматься по лестнице. Боже мой! Она никак не предполагала, что сегодня испортится лифт. Правда, всего лишь четвертый этаж, но ей и это уже не под силу. И она уже совсем не может мыть полы… совсем не может. А кроме того… кроме того… может быть, все-таки кто-нибудь когда-нибудь прочтет? Или на это уже совсем-совсем нельзя надеяться?…

И вот она стоит со своей хозяйственной сумкой, кажется, все с той же, только теперь уже совсем истрепанной, и листки торчат изо всех дыр, вот- вот выпадут… Это — «Заметки Феи», «Опыт Чуда» и огромная папка «На берегу Тайны». Господи, как колотится ее старое сердце! Нет, теперь уже не от волнения. Ему просто стало уж слишком неудобно в этой груди, наверно так же, как ей — в этом издательстве. Еще мгновение и выбегут вон — она из комнаты, сердце — из груди.