Тихий Дон (Книги 3 и 4)
Шрифт:
– Беда не дюже большая, - примирительно ответил Григорий.
– Нет, все же напрасно. А знаете ли, я бы мог его убить. Тип возмутительный! До вашего прихода я бился с ним полчаса. Сколько он тут врал, путал, изворачивался, давал заведомо ложных сведений - ужас! А когда я его уличил - попросту и наотрез отказался говорить. Видите ли, офицерская честь не позволяет ему выдавать противнику военную тайну. Тогда об офицерской чести не думал, сукин сын, когда нанимался к большевикам... Полагаю, что его и еще двух из командного состава надо без шума расстрелять. В смысле получения интересующих нас сведений - они все
– Каким путем вы узнали, что он - командир роты?– вместо ответа спросил Григорий.
– Выдал один из его же красноармейцев.
– Я полагаю, надо расстрелять этого красноармейца, а командиров оставить!– Григорий выжидающе взглянул на Андреянова.
Тот пожал плечами и улыбнулся так, как улыбаются, когда собеседник неудачно шутит.
– Нет, серьезно, вы как?
– А вот так, как я уже вам сказал.
– Но, позвольте, это из каких же соображений?
– Из каких? Из тех самых, чтобы сохранить для русской армии дисциплину и порядок. Вчера, когда мы ложились спать, вы, господин полковник, дюже толково рассказывали, какие порядки надо будет заводить в армии после того, как разобьем большевиков, - чтобы вытравить из молодежи красную заразу. Я с вами был целиком согласный, помните?– Григорий поглаживал усы, следя за меняющимся выражением лица полковника, рассудительно говорил: - А зараз вы что предлагаете? Этим же вы разврат заводите! Значит, нехай солдаты выдают своих командиров? Это вы чему же их научаете? А доведись нам с вами быть на таком положении, тогда что? Нет, помилуйте, я тут упрусь! Я - против.
– Как хотите, - холодно сказал Андреянов и внимательно посмотрел на Григория. Он слышал о том, что повстанческий командир дивизии своенравен и чудаковат, но этакого от него не ожидал. Он только добавил: - Мы обычно так поступали в отношении взятых в плен красных командиров, и в особенности - бывших офицеров. У вас что-то новое... И мне не совсем понятно ваше отношение к такому, казалось бы, бесспорному вопросу.
– А мы обычно убивали их в бою, ежли доводилось, но пленных без нужды не расстреливали!– багровея, ответил Григорий.
– Хорошо, пожалуйста, отправим их в тыл, - согласился Андреянов. Теперь вот какой вопрос: часть пленных - мобилизованные крестьяне Саратовской губернии - изъявила желание сражаться в наших рядах. Третий пехотный полк наш не насчитывает и трехсот штыков. Считаете ли вы возможным после тщательного отбора влить в него часть добровольцев из пленных? На этот счет из штабарма у нас имеются определенные указания.
– Ни одного мужика я к себе не возьму. Убыль пущай пополняют мне казаками, - категорически заявил Григорий.
Андреянов попробовал убедить его:
– Послушайте, не будем спорить. Мне понятно ваше желание иметь в дивизии однородный казачий состав, но необходимость понуждает нас не брезговать и пленными. Даже в Добровольческой армии некоторые полки укомплектовываются пленными.
– Они пущай делают как хотят, а я отказываюсь принимать мужиков. Давайте об этом больше не будем гутарить, - отрезал Григорий.
Спустя немного он вышел распорядиться относительно отправки пленных. А за обедом Андреянов взволнованно сказал:
– Очевидно, не сработаемся мы с вами...
–
Через два дня преследование отступавших красных частей повела группа генерала Сальникова, а Григория срочно вызвали в штаб группы, и начальник штаба, пожилой благообразный генерал, ознакомив его с приказом командующего Донской армией о расформировании повстанческой армии, без обиняков сказал:
– Ведя партизанскую войну с красными, вы успешно командовали дивизией, теперь же мы не можем доверить вам не только дивизии, но и полка. У вас нет военного образования, и в условиях широкого фронта, при современных методах ведения боя, вы не сможете командовать крупной войсковой единицей. Вы согласны с этим?
– Да, - ответил Григорий.– Я сам хотел отказаться от командования дивизией.
– Очень хорошо, что вы не переоцениваете ваших возможностей. У нынешних молодых офицеров это качество встречается весьма редко. Так вот: приказом командующего фронтом вы назначаетесь командиром четвертой сотни Девятнадцатого полка. Полк сейчас на марше, верстах в двадцати отсюда, где-то около хутора Вязникова. Поезжайте сегодня же, в крайнем случае завтра. Вы как будто что-то имеете сказать?
– Я хотел бы, чтобы меня отчислили в хозяйственную часть.
– Это невозможно. Вы будете необходимы на фронте.
– Я за две войны четырнадцать раз ранен и контужен.
– Это не имеет значения. Вы молоды, выглядите прекрасно и еще можете сражаться. Что касается ранений, то кто из офицеров их не имеет? Можете идти. Всего наилучшего!
Вероятно, для того чтобы предупредить недовольство, которое неизбежно должно было возникнуть среди верхнедонцев при расформировании повстанческой армии, многим рядовым казакам, отличившимся во время восстания, тотчас же после взятия Усть-Медведицкой нашили на погоны лычки, почти все вахмистры были произведены в подхорунжий, а офицеры - участники восстания - получили повышение в чинах и награды.
Не был обойден и Григорий: его произвели в сотники, в приказе по армии отметили его выдающиеся заслуги по борьбе с красными и объявили благодарность.
Расформирование произвели в несколько дней. Безграмотных командиров дивизий и полков заменили генералы и полковники, командирами сотен назначили опытных офицеров; целиком был заменен командный состав батарей и штабов, а рядовые казаки пошли на пополнение номерных полков Донской армии, потрепанных в боях на Донце.
Григорий перед вечером собрал казаков, объявил о расформировании дивизии, прощаясь, сказал:
– Не поминайте лихом, станишники! Послужили вместе, неволя заставила, а с нынешнего дня будем трепать кручину наврозь. Самое главное - головы берегите, чтобы красные вам их не подырявили. У нас они, головы, хотя и дурные, но зря подставлять их под пули не надо. Ими ишо прийдется думать, крепко думать, как дальше быть...
Казаки подавленно молчали, потом загомонили все сразу, разноголосо и глухо:
– Опять старинка зачинается?
– Куда же нас теперича?
– Силуют народ как хотят, сволочи!