Тихий Дон. Том 2
Шрифт:
– Какой союз? Против кого?
– Против Фомина.
– Не понимаю.
– Все очень просто. Я приглашаю вас в сообщники… – Капарин заметно волновался и говорил, уже прерывисто дыша: – Мы с вами убиваем эту троицу и идем в Вешенскую. Понятно? Это нас спасет. Эта заслуга перед Советской властью избавляет нас от наказания. Мы живем! Вы понимаете, живем!.. Спасаем себе жизнь! Само собою разумеется, что в будущем при случае мы выступаем против большевиков. Но тогда, когда будет серьезное дело, а не такая авантюра,
– Но как это сделать? – спросил Григорий, внутренне содрогаясь от возмущения, но всеми силами стараясь скрыть охватившее его чувство.
– Я все обдумал: мы сделаем это ночью, холодным оружием, на следующую ночь приезжает этот казак, который снабжает нас продуктами, мы переезжаем Дон – вот и все. Гениально просто и никаких ухищрений!
С притворным добродушием, улыбаясь, Григорий сказал:
– Это здорово! А скажите, Капарин, вы утром, когда собирались в хутор греться… Вы в Вешки собирались? Фомин разгадал вас?
Капарин внимательно посмотрел на добродушно улыбавшегося Григория и сам улыбнулся, слегка смущенно и невесело.
– Откровенно говоря – да. Знаете ли, когда стоит вопрос о собственной шкуре – в выборе средств не особенно стесняешься.
– Выдали бы нас?
– Да, – честно признался Капарин. – Но вас лично я постарался бы оградить от неприятностей, если б вас взяли здесь, на острове.
– А почему вы один не побили нас? Ночью это легко было сработать.
– Риск. После первого выстрела остальные…
– Клади оружие! – сдержанно сказал Григорий, выхватывая наган… – Клади, а то убью на месте! Я зараз встану, заслоню тебя спиной, чтобы Фомин не видал, и ты кинешь наган мне под ноги. Ну? Не вздумай стрелять! Положу при первом движении.
Капарин сидел, мертвенно бледнея.
– Не убивайте меня! – прошептал он, еле шевеля белыми губами.
– Не буду. А оружие возьму.
– Вы меня выдадите…
По заросшим щекам Капарина покатились слезы. Григорий сморщился от омерзения и жалости, повысил голос:
– Бросай наган! Не выдам, а надо бы! Ну и хлюст ты оказался! Ну и хлюст!
Капарин бросил револьвер к ногам Григория.
– А браунинг! Давай и браунинг. Он у тебя во френче, в грудном кармане.
Капарин вынул и бросил блеснувший никелем браунинг, закрыл лицо руками. Он вздрагивал от сотрясавших его рыданий.
– Перестань ты, сволочь! – резко сказал Григорий, с трудом удерживаясь от желания ударить этого человека.
– Вы меня выдадите… Я погиб.
– Я тебе сказал, что нет. Но как только переедем с острова – копти на все четыре стороны. Такой ты никому не нужен. Ищи сам себе укрытия.
Капарин отнял от лица руки. Мокрое багровое лицо его с опухшими глазами и трясущейся нижней челюстью было страшно.
– Зачем
Григорий нехотя сказал:
– А это – чтобы ты мне в спину не выстрелил. От вас, от ученых людей, всего можно ждать… А все про какой-то перст толковал, про царя, про Бога… До чего же ты склизкий человек…
Не взглянув на Капарина, время от времени сплевывая обильно набегавшую слюну, Григорий медленно пошел к стоянке.
Стерлядников сшивал дратвой скошевку на седле, тихо посвистывал. Фомин и Чумаков, лежа на попонке, по обыкновению, играли в карты.
Фомин коротко взглянул на Григория, спросил:
– Чего он тебе говорил? Об чем речь шла?
– На жизнь жаловался… Болтал так, абы что…
Григорий сдержал обещание – не выдал Капарина. Но вечером незаметно вынул из капаринской винтовки затвор, спрятал ого. «Черт его знает, на что он может ночью решиться…» – думал он, укладываясь на ночлег.
Утром его разбудил Фомин. Наклонившись, он тихо спросил:
– Ты забрал у Капарина оружие?
– Что? Какое оружие? – Григорий приподнялся, с трудом расправил плечи.
Он уснул только перед рассветом и сильно озяб на заре. Шинель его, папаха, сапоги – все было мокрое от упавшего на восходе солнца тумана.
– Оружие его не найдем. Ты забрал? Да проснись же ты, Мелехов!
– Ну я. А в чем дело?
Фомин молча отошел. Григорий встал, отряхнул шинель. Чумаков неподалеку готовил завтрак: он ополоснул единственную в лагере миску, – прижав к груди буханку хлеба, отрезал четыре ровных ломтя, налил из кувшина в миску молока и, раскрошив комок круто сваренной пшенной каши, глянул на Григория:
– Долго ты, Мелехов, зорюешь нынче. Гляди, солнышко-то где?
– У кого совесть чистая, энтот всегда хорошо спит, – сказал Стерлядников, вытирая о полу шинели чисто вымытые деревянные ложки. – А вот Капарин всею ноченьку не спал, все ворочался…
Фомин, молча улыбаясь, смотрел на Григория.
– Садитесь завтракать, разбойнички! – предложил Чумаков.
Он первый зачерпнул ложкой молока, откусил добрых пол-ломтя хлеба. Григорий взял свою ложку, – внимательно оглядывая всех, спросил:
– Капарин где?
Фомин и Стерлядников молча ели, Чумаков пристально смотрел на Григория и тоже молчал.
– Капарина куда дели? – спросил Григорий, смутно догадываясь о том, что произошло ночью.
– Капарин теперь далеко, – безмятежно улыбаясь, ответил Чумаков. – Он в Ростов поплыл. Теперь небось уже возле Усть-Хопра качается… Вон его полушубочек висит, погляди.
– На самом деле убили? – спросил Григорий, мельком глянув на капаринский полушубок.
Об этом можно было бы и не спрашивать. И так все было ясно, но он почему-то спросил. Ему ответили не сразу, и он повторил вопрос.