Тихий друг

Реве Герард

Сперман подумал, что пусть это и будет временным решением, хотя не был уверен, решится ли исполнить задуманное, но успокоился и начал перепечатывать черновик сочинения о котах.

Только пробило четыре, как раздался звонок в дверь. Спермана этот звук пронзил, наполнил леденящим ужасом. Он поднялся, чтобы выйти в коридор, и в дверь снова позвонили — дольше, чем в первый раз. После второго звонка слабая надежда, которую Сперман лелеял несколько мгновений, исчезла: это не мог быть он, Марсель… Должно быть, какой-нибудь идиот, шутник или торопливый курьер, припарковавший машину так, что она перекрыла движение…

Да и вообще Сперман жил в странном месте, на улице красных фонарей: здесь какой-нибудь пьяный турист мог наудачу позвонить в любую дверь. Но все же… А вдруг это Марсель потной ручонкой случайно нажал на кнопку дважды?..

Сперман вышел в коридор, потянул за веревочку и открыл дверь подъезда.

— Да, кто там? — крикнул он.

Вместо ответа снизу прозвучал стон, будто кто-то, страдая от сильной боли, нуждался в срочной помощи, и этот человек кем бы он ни был, — издавая нечленораздельные звуки и постанывая, очень быстро побежал по лестнице наверх.

Сперман застыл. Что делать?.. Может, сюда мчится дикарь или пьяный одержимый, которым управляет похоть, превращая в опасного зверя?

— Кто там? — прорычал Сперман как можно громче.

И опять в ответ раздался такой же слезный стон и стремительно приближающиеся громкие шаги. Забаррикадировать, что ли, дверь?..

— Да кто там, черт возьми! — прокричал Сперман в последний раз, оглядываясь на дверь квартиры.

— Я… — прозвучал из глубины приглушенный голос. — Мар… сель…

О Боже, это был он; но что же произошло?.. Несчастный случай… на него напали… сбила машина… он ранен… Боже мой… Сперман чуть было не бросился вниз по лестнице, навстречу… помочь ему… Но не успел: в тот же миг Марсель появился на площадке. Согнувшись, он мчался к двери. Сперман распахнул ее, и Марсель устремился внутрь. На нем были другие, синие брюки и тонкая серая куртка до середины бедра. В комнате, он, все еще склонившись и постанывая, расстегнул курточку. На него… напали?.. Пырнули ножом?.. Избили?..

Марсель сразу же расстегнул белую рубашку под курткой и стал что-то ощупывать… Неужели у него в груди еще торчал нож?..

Нет, под рубашкой не было крови, но виднелось что-то белое и блестящее. Марсель ухватился за край и потянул. Раздался хлюпающий звук, будто что-то отклеивалось, как обои или упаковочный скотч.

Сперман боялся даже взглянуть, но постепенно до него стало доходить, что там, у Марселя на груди. У него на шее висел шнур с разноцветными бусинками. К шнуру была привязана веревочки, а к обоим концам веревочки — по узелку, которыми крепился плоский белый пластиковый пакет, как показалось Сперману — неужели он сходит с ума? — излучающий тепло. Марсель нагнулся ниже и полностью отделил пластиковый пакет от груди.

«Ножницы, ножик, — подумал Сперман, — но пока их найдешь…» Он ухватился за веревочку, привязанную к бусам, и за петельки на пластиковом пакете и дернул изо всех сил, так что веревка прорвала пластик. Марсель положил плоский пластиковый пакет на письменный стол Спермана.

— Рыба, — пояснил он.

Сперман потянул за уголок приоткрывшегося пакета. В нем лежала огромная жареная плоская рыба, еще горячая.

С рыбы, лежащей на столе в пакете, Сперман перевел взгляд на Марселя и увидел, что у того посередине голой груди — большое круглое пылающее пятно. Сперман был не дурак, неплохо умел подмечать и анализировать, но зачастую не мог провести самую очевидную связь. Однако в этот раз ему удалось мгновенно отследить причинно-следственную цепочку: в магазине

Марсель пожарил или попросил пожарить самую большую и красивую рыбу, и (может быть, с помощью соучастника) сразу после жарки положил ее в пластиковый пакет, спрятал под одежкой на голом теле, чтобы тут же поспешить: к нему… И все тайком, иначе он мог просто положить рыбу в сумку. «Он украл ради меня…» — прошептал Сперман, пытаясь овладеть собой, потому что ему на глаза наворачивались слезы.

Но по дороге жар свежеприготовленной и только что вынутой из фритюрницы рыбы проник сквозь пластиковую упаковку, и, чтобы не обнажаться на улице, Марсель побежал быстрее, а рыба на груди горела все сильнее и все безжалостней распекала его мальчишескую кожу. Вот почему он так нетерпеливо звонил…

Но надо что-то с этим делать.

— Раздевайся быстрей, милый. Быстрей. Ожог выглядит неважно, — запинался Сперман, помогая Марселю снять курточку и рубашку. — Садись. Нет, ложись.

Он мягко подтолкнул Марселя к кровати:

— Пойду поищу что-нибудь. Нужно это помазать. Когда-то Сперман слушал курс про ожоги или что-то читал об этом; в общем, он знал, что если крема для ожогов нет, то нельзя мазать ни сливочным, ни растительным маслом, ни маргарином, ни майонезом, а лучшее решение — просто промыть чистой водой из-под крана. Он нашел чистое полотенце, намочил его, свернул так, чтобы оно покрывало ожог, и положил на рану. Хорошо бы вода была соленой, подумал он, хотя в любом случае, вода — уже неплохо.

— Больно? — спросил он, присев на край кровати.

— Нет, — коротко ответил Марсель.

Да, мальчик был не из говорливых.

Надо бы, подумал Сперман, каким-то образом закрепить этот водяной компресс на груди Марселя. Где-то был целый рулон лейкопластыря, который когда-то стащил и подарил ему один армейский медбрат. Сперман нашел рулон, ножницы и стал резать и клеить, прилаживая лейкопластырь к неповрежденной коже. И хотя это занятие требовало сосредоточенности и предельной аккуратности, его беспокоили диковинные мысли. Да, оказывая первую помощь, он думал совсем о другом. Мечтал, чтобы Марсель сразу же разделся и вместе с ним в божественной наготе пошел под душ. Там ведь лилась вода, чистая, из-под крана? Смотреть, как вода, поблескивая, гладит его, как становятся мокрыми волосы на его шейке и волосы там, внизу… да, там тоже… и погладить их…

Но сейчас они играли в доктора, и мечтанья эти не ко времени… И он не мог допустить другие, очень странные мысли: Марселю было больно — хоть он и держал себя в руках и отрицал это, — однако Сперман не мог оставить без внимания бушующее в душе желание несколькими решительными движениями раздеть Марселя полностью, стянуть с него брюки, перевернуть на живот — ожог там, на груди, или нет, больно ему или нет — и потом… взять его, овладеть им, чтобы ему было больно и спереди, и сзади… больно… «Люди ничего не понимают, — думал Сперман, — ничего… кроме боли. И еще мое имя. Я должен в него проникнуть глубоко своим, своим…»

Но, обработав ожог Марселя, он застыл в ожидании. Он хотел склониться к Марселю, но боялся ненароком надавить на рану. «Милый маленький Марсель, — думал он, — останься со мной?.. Зачем тебе эта дурацкая рыбная лавка?.. Мы справимся. Наверняка. Я сделаю, что угодно… Украду ради тебя, убью ради тебя…»

Он протянул руку, чтобы погладить Марселя по щеке — как и в прошлый раз, губы его были слишком розовыми, — и приготовился сказать то, что, наконец, должен был произнести, что бы потом ни случилось…