Тихий городок
Шрифт:
— В эти часы на нашем Восточном фронте, — вещал он, — вновь происходят великие события. Уже сорок восемь часов ведется новая операция гигантских масштабов!.. Я говорю об этом сегодня потому, что могу определенно сказать: враг на востоке разгромлен и больше никогда не поднимется!
Из динамиков неслась песня «Барабаны гремят по всей земле». Мелькали заголовки на первых страницах газет: «Прорыв центра Восточного фронта!», «Исход похода на восток решен!», «Последние боеспособные дивизии Советов принесены в жертву!». Для удобства читателей печатались большие, в четверть полосы, карты Московской области.
Лично Хохмайстеру Ширах поручил сформировать особую команду саперов-подрывников, которая бы после парада германских войск
4 декабря 1941 года еще казалось: последний нажим — и танки, бронетранспортеры с пехотой, австрийские егеря, поставленные на лыжи, «голубая дивизия» испанцев, бельгийские, французские, голландские полки СС из коллаборационистов прорвутся через оборонительную линию русских, лавиной обрушатся на улицы столицы. Они не могли окопаться перед наступлением зимы в какой-то сотне километров от русской столицы, не желали отказаться от теплых квартир. Механики сливали горючее с пришедших в негодность машин, экипажи танков добирали комплект снарядов до полуторной нормы. Считалось, что завтра предстоит совершить последнее усилие…
Иоганн Радлов проявил поистине героические способности, чтобы утеплить вездеход. Откуда-то он с солдатами натаскал ватных стеганых одеял и пуховых перин, раздобыл железную печку с трубой, дрова и ящик с углем — и теперь можно было ночевать не в вонючих, битком набитых избах, а спать в машине, пустив к себе шофера и еще двух саперов-фельдфебелей. Хохмайстер с удовольствием отметил в поведении Радлова и еще одну прекрасную черту: когда было трудно, у того будто прибавлялось сил. Подвижный, румяный, с кнопкой веснушчатого носа, Иоганн в шерстяном подшлемнике походил на бодрого поросенка, которого ничто не выводило из себя.
Айнбиндер же, наоборот, раздражался по пустякам. Свое неудовольствие выражал тем, что демонстративно отворачивался к стенке вездехода, заиндевевшей от мороза, напяливал на себя одеяла и сердито сопел в своем углу. Его большое сильное тело требовало много пищи. Но в последние дни нормы катастрофически сокращались.
На рассвете 5 декабря загудели моторы. Машины полка «Гитлерюгенд» вытянулись в колонны. Однако приказ начать движение почему-то запаздывал.
Прошел час. Продрогшие в своих стальных коробках танкисты выбрались из машин, стали приплясывать на скрипучем грязном снегу. За ними повылезали из транспортеров и грузовиков пехотинцы. Несмотря на запрет, там и здесь запылали костры. Солдаты валили заборы, сдирали с крыш доски, растаскивали бревна и бросали в огонь. По черным дымам авиация противника легко бы вышла на цели. Но в советскую авиацию не верили, как и в то, что у русских оставалось хоть сколько-нибудь сил, чтобы противостоять натиску железных колонн.
Вдруг словно легкий ветерок перед надвигающейся бурей прошелестел слушок: где-то в районе Калинина русские перешли в наступление. Эта весть казалась немцам нелепой. Но вскоре слух подтвердился. Первая ударная армия русских через обнаженные фланги вышла в тылы выдвинутых вперед частей вермахта. Третья танковая армия Рейнгардта стала спешно оттягивать свои войска от Яхромы. Атаковали русские и на других направлениях. В немецких штабах пришли в замешательство: откуда у большевиков взялись силы? Что делать передовым частям — начинать ли движение вперед или переходить к обороне?..
Потоптавшись почти сутки у деревни Белавино и полностью ее разорив, колонна, к которой пристроились Маркус со своими подрывниками, начала откатываться назад. В это время русские танки появились западнее Ямуги и создали угрозу крупному узлу сообщений — городу Клину. Немецкие войска охватила паника. Колонна полка «Гитлерюгенд» ускорила отступление. Она выбралась на забитую войсками дорогу на Тыряево, чтобы оттуда быстрее отойти к Волоколамску.
И
Хохмайстер, Айнбиндер и Радлов кинулись к артиллеристам. Обмирая от страха, лишившись способности соображать, те разбегались в разные стороны. Размахивая пистолетом, Маркус заставил их отцепить орудия от тягачей, выдвинуть на прямую наводку. Почти на руках перетащили пушки через кювет.
Оттолкнув наводчика, Маркус припал к резиновому надглазнику прицела, поймал в перекрестие лобастую башню тяжелого танка, выстрелил. Снаряд разорвался вблизи машины. Хладнокровно рассчитав поправку, Хохмайстер подработал механизмами наводки. В окуляре хорошо было видно, как снаряд ткнулся в лобовую плиту, высек искру и срикошетил. Снова выстрелить Маркус не успел. Его опередил русский канонир. Пушка взлетела в воздух, развалившись на две половины. Тугая волна отшвырнула Маркуса в сугроб. Оглушенный, утративший в горячке чувствительность к боли, он выбрался из снега и скачками понесся к другой пушке.
Тут кто-то сбил его с ног. Близко он увидел искаженное от страха веснушчатое лицо Радлова. Иоганн что-то кричал, показывая в сторону. Маркус повернулся на бок и понял: он все равно не успел бы добежать до пушки. Танк уже подмял ее, перевалился через кювет и начал крушить колонну, расшвыривая грузовики и бронетранспортеры, словно они были картонными. Солдаты, выпучив глаза и разинув беззвучные рты, барахтались в снегу, палили из винтовок и автоматов, бросали гранаты. Но камуфлированная под зиму грязно-белая громада как ни в чем не бывало раскидывала по сторонам машины, давила орудия и прицепы, брызгала пулеметным огнем. Другой КВ тем временем бил в упор по немецким танкам. Они не могли ни сманеврировать на забитой дороге, ни сойти на обочину, ни вступить в бой — их снаряды не пробивали русскую броню.
Советские лыжники в маскхалатах уже приблизились настолько, что Хохмайстер видел их темные лица. Враз затормозив, они бросили на палки самозарядные винтовки и, как на учениях, залпами открыли стрельбу.
Радлов затолкал Маркуса в вездеход, завел мотор. Айнбиндер, обвешанный патронными лентами, подбежал тоже, вскочил на подножку и стал стрелять из ручного пулемета через открытую дверцу. Иоганну удалось преодолеть кювет, вырваться на открытое поле. В русском танке уезжающий вездеход приняли за штабной, командирский. КВ легко настиг бронетранспортер, гусеницей ударил его в борт. Хохмайстер с Айнбиндером вывалились в сугроб. Танк, крутнувшись на месте, раздавил вездеход как консервную банку.
Последнее, что увидел Маркус, было обезумевшее лицо Радлова, зажатого в станине кабины. Из его рта фонтаном ударила темная кровь. Выброшенные вперед руки конвульсивно скребли воздух, как бы взывая к милосердию. КВ развернулся еще раз, разбросал вездеход с его перинами, одеялами и печкой на куски. Обдав жирной вонью сгоревшей солярки оцепеневших в снегу Хохмайстера и Айнбиндера, танк выкатил на дорогу.
Хохмайстер затрясся от бессилия. Когда тяжелая махина показала корму, ее поразила бы обычная связка гранат, а еще надежней — простейшее метательное устройство, не карабин с мортиркой, а именно устройство с гранатой, лучше кумулятивной, существуй оно и окажись под рукой. В миг сильного нервного возбуждения Маркус вдруг осязаемо представил себе это устройство — от ствола до плотно всаженной гранаты, которая выбрасывалась бы реактивной струей. Но у него пока еще не было такого оружия. Он испытал нечто подобное, когда еще в июне встретился с русской тридцатьчетверкой и понял, что нет ничего более страшного, чем бой с противником, у которого лучше техника.