Тихий уголок
Шрифт:
Голос Майкла зазвучал негромко, когда он сказал Лоре:
– Охота закончена. Закончено преследование Моргана. Я знаю, кто я. Я – всё, чего я боялся в жизни, всё, что ненавидел в других: фальшь, жестокость, бездумное высокомерие. И я должен тащить их с собой, куда бы меня ни потащило, потому что это-часть меня, моя плоть и кровь. И я нигде больше не смогу от них укрыться.
– Это неправда, – сказала Лора. – Ты – добрый и нежный. Ты – не более злой, чем завтрак или заход солнца. Как ты думаешь, разве я не знаю?
– Нет, я не думаю, чтобы ты знала, Лора, потому
– Они – в каждом из нас, – в отчаянии сказала Лора. – И во мне. Майкл, послушай…
Майкл продолжал:
– И вот я говорил себе, что я – добр и нежен, а другие верили мне, и даже я сам себе верил. И вот – посмотри, что я наделал, Лора. Посмотри, что я наделал.
На этот раз все они услыхали шум машины и поняли, кто это едет, ещё до того, как увидели машину.
Мистер Ребек ожидал, что появится один из этих ослепительных чёрных катафалков с длинной задней частью и занавешенными окнами, которые он часто видел скользящими по кладбищенским дорожкам. Но забрать Майкла приехал большой грузовик с открытым кузовом и зелёной кабинкой, которая блестела так, словно её только сегодня утром покрасили. В машине ехало четверо: трое сидели впереди, а четвёртый – сзади, в кузове, опираясь о заржавленную красную лебёдку, торчащую над бортом, словно плавник гигантской рыбины. Мотор грузовика работал до странного неясно и приглушённо, даже когда машина подъехала совсем близко.
– Они меня увидят, – встревожился мистер Ребек. Он подтянул ноги, чтобы встать, но Ворон слегка толкнул его под руку и сказал:
– Нет, если не встанешь – не увидят. Оставайся.
Мистер Ребек расслабился, чувствуя себя немного пристыженным, что испугался, но довольный, что те его не заметят.
– Сделайте что-нибудь, – сказала Лора мистеру Ребеку, Ворону и Майклу. Она смотрела то на Майкла, то снова на подъезжающую машину. – Сделайте что-нибудь. Ну, пожалуйста.
Теперь грузовик двигался очень медленно. Один из сидевших в кабине высунул из окна голову и осматривал могилы, мимо которых они ехали.
– Никто ничего не может сделать, – сказал Майкл. – Время что-то сделать, как и время касаться или время быть добрым прошло. И всё равно, не каждому доводится увидеть, как его выкапывают, – он небрежно нахмурился. – Выкапывайте. Мне не нравится вот так лежать. Эксгумация. В этом тоже ничего хорошего. Разорение могилы. О, Господи Иисусе.
– Раскопки, – сказал мистер Ребек. – Разработки. Как насчет разработок?
– Разработки – вещь хорошая.
Мистер Ребек услыхал бессловесный крик, который издал человек, высунувший голову в
– Ого-го, – пробормотал Майкл. – Наша сторона выигрывает в охоте за сокровищами.
Четверо вышли из грузовика и встали вокруг могилы. На них были чистые хлопчатобумажные комбинезоны и тяжёлые башмаки. Водитель прошел к заднему борту и вернулся с четырьмя лопатами. Мистеру Ребеку сперва почудилось, будто это кирки, но стояло лето, и земля была мягкой. Когда они начнут копать, затруднений не возникнет.
Первый рабочий поднял лопату, подержал с минуту, примеряясь, а затем всадил её в землю у края могилы. Поставив ногу на лопату, вогнал её поглубже, а когда выдернул её, быстрым движением отбросив в сторону землю, в траве остался тёмно-коричневый рубец.
– О, Боже, – тихо сказала Лора. Внезапно она повернулась к мистеру Ребеку, её умоляющая тень почти нависла над ним. – Сделай что-нибудь, – сказала она. – Ты должен что-то сделать.
«А она вообще-то красива, – подумал мистер Ребек. – А я этого и не замечал. Но почему она обращается ко мне? Почему ко мне? Я-то ничего сделать не могу».
Вместо него ответил Майкл.
– Ничего не поделаешь, Лора. А чего бы ты хотела? Чтобы он устремился по склону, крича: «Руки прочь от этого покойника, если вы его унесёте, мне не с кем станет разговаривать!»? Ничего нельзя сделать. Какой прок в подобных криках?
«Да, ничего не поделаешь, – подумал мистер Ребек. – Но кричать надо. Надо хорошо покричать, потрясти кулаками и поругаться, ибо откуда нам знать, что мы живы, если мы не шумим?
Лора, Лора, ради тебя я могу стать чуть храбрее и кинуться на этих людей, страшно ругая их, требуя оставить Майкла в покое. Для этого не нужно большой храбрости. Но когда я выдохнусь, устав ругаться, и они увидят, какой я маленький, они переглянутся друг с дружкой и рассмеются. И будут продолжать копать. Они даже меня могут отсюда выкопать. Я недостаточно храбр для этого, и никто в мире не в силах меня убедить, что это не так».
Первый кивнул второму, и тот тоже погрузил лопату в землю, пока не осталась видна только узкая металлическая полоска. Они работали вдвоём: один у изножья могилы, другой – сбоку, в то время, как двое других стояли, опершись о лопаты, и о чём-то болтали. Широколистый плющ, увивавший могилу, был сорван с земли и небрежно отброшен в сторону и валялся теперь, словно потрёпанное покрывало. На мгновение могила обрисовалась тёмно-коричневой прямоугольной возвышенностью в траве, зияющей чёрными ранами от ударов лопат.
– У плюща даже не хватило времени приняться, – сказал Майкл. – Он выглядел таким густым и надёжным, но бедному растеньицу даже корни не удалось пустить. Бедный старый плющ из теплицы, я бы не хотел, чтобы ему дали погибнуть. Как долго продолжаются обычно подобные вещи?
– Не знаю, – сказал мистер Ребек. – Никогда ничего такого раньше не видел.
Голова Ворона под пальцами мистера Ребека казалась маленькой и удивительно твёрдой. Мистер Ребек где-то читал, что птичьи кости – вещь ломкая и хрупкая, как стеклянные ёлочные шары.