Тихое местечко
Шрифт:
— Ты в самом деле считаешь из-за собаки отдых испорченным? — обескураженно спросил Этвуд, испытывая некоторые угрызения совести.
— Я рассчитывал на тихий, спокойный отдых, — горестно сказал Джеймс, переводя взгляд с собаки на Этвуда. — На тихий и спокойный, — скорбно повторил он, выделяя каждое слово. — И что же? Не говоря уже о соседях, меня еще вынуждают жить под одной крышей с бродячей собакой. Если бы я знал, чем это обернется, лучше бы остался в своей лондонской квартире.
— После слов «тихий и спокойный», когда ты произносишь это во второй раз, надо возвести очи горе, так получится эффектнее, — с улыбкой заметил
— В советах дилетанта не нуждаюсь, — высокомерно отрезал Джеймс, но в его голубых глазах запрыгали смешинки, и в следующую секунду он расхохотался. — Ладно, держи здесь кого хочешь, собаку, слона или крокодила, но спать этот зверь будет в твоей комнате. Вдруг я встану раньше тебя? У меня нет ни малейшего желания оказаться с ним один на один.
Этвуд отвел пса в свою комнату, тот обнюхал все углы и, закончив осмотр, растянулся возле окна.
Вечером Этвуд с Джеймсом отправились к своему соседу- инвалиду. Английским тот владел намного лучше, чем Джеймс итальянским, и любезно предложил говорить по-английски, сообщив, что в детстве прожил с родителями в Лондоне два года. Витторио Ольми оказался приятным собеседником и с легкостью поддерживал разговор на самые разнообразные темы, от проблем послевоенной экономики до новых течений в современной европейской литературе. Потом он спросил, теплая ли вода, и Джеймс ответил, что не очень, но купаться уже можно, а затем с запозданием подумал, что про купание сказал напрасно.
— Люблю смотреть на купающихся, — спокойно заметил Витторио. — Я думал, здесь еще никого нет, и очень рад, что ошибся.
Заговорили о капризах весенней погоды, Витторио заверил, что здесь нечего опасаться тех неприятных сюрпризов, какие преподносит этот сезон в Англии. Потом он заговорил о новых фильмах, которые шли в Риме перед его отъездом. Этвуд этих картин не смотрел, поэтому разговор шел между Витторио и Джеймсом, и Витторио вскоре заметил, что Джеймс говорит о кино так, будто сам имеет к нему какое-то отношение. Джеймс прикусил язык, мысленно возблагодарив судьбу за то, что предусмотрительно записался под вымышленной фамилией, и, стараясь исправить положение, сказал:
— Кино — это мое хобби, с детства увлекаюсь, а работаю я клерком в банке. Когда целый год торчишь за конторкой, так хочется вырваться к морю! Правда, Филипп?
Застигнутый врасплох Этвуд пробормотал:
— Да, конечно.
Витторио любезно сказал, что такая работа по нынешним временам совсем неплоха, а Джеймс, покосившись на Этвуда, заявил, что лично его она вполне устраивает. На прощание Витторио сказал, что всегда рад их видеть, и пригласил заходить в любое время.
Выйдя из коттеджа, Этвуд недовольно спросил:
— Что за фантазия взбрела тебе в голову насчет банковских клерков? Если хочешь сыграть еще одну роль, пожалуйста, но при чем здесь я?
— Я не говорил, что ты тоже работаешь в банке, — стал оправдываться Джеймс.
— Ты так сказал, что подразумевалось, будто мы работаем там вместе.
— Это получилось случайно. Мне следовало попридержать язык и не болтать о съемках, но он первый начал. А когда он в лоб спросил насчет моей работы, я растерялся и, возможно, экспромт получился не слишком удачный. По-твоему, следовало сказать правду? Сказать, что я актер? А вдруг он попросил бы автограф? Можешь считать меня психом, но если хоть один человек
— Но почему именно клерка?
— Это первое, что пришло мне на ум. В конце концов, какая разница? К тому же выглядит вполне правдоподобно, эти коттеджи относительно дешевые, для двух клерков в самый раз. У тебя есть возражения?
Выражение лица Этвуда свидетельствовало, что он отнюдь не в восторге от этой выдумки, однако дело было сделано.
— Клерк так клерк… Надеюсь, мне не придется вести разговор о подробностях банковских операций.
Пока они сидели у Витторио, стемнело. Кромка песка сливалась с морем, и лишь высокая пикообразная скала на краю бухты смутно вырисовывалась впереди.
Утром Джеймс с Этвудом поехали в город, Джеймс — чтобы купить бритву, а Этвуд — ошейник и поводок для собаки. Когда Этвуд сел в машину, ньюфаундленд забеспокоился. Встав передними лапами на капот, он потянулся мордой к стеклу, залаял, покрутился возле закрытой дверцы, а потом, когда Этвуд уже был готов тронуться, встал прямо перед машиной.
— Глупый пес, — пробормотал Этвуд, вылезая. — Нашел место…
Ньюфаундленд, виляя хвостом, заскулил.
— Боится, что его бросят. Придется взять с собой. — Этвуд открыл заднюю дверцу. — Иди сюда.
Повторять приглашение не пришлось, ньюфаундленд моментально забрался в машину и улегся, заняв все сиденье; в городе он следовал за Этвудом как привязанный. Джеймс сначала собирался зайти в бар, но потом передумал и, купив бритву, заявил, что в такую жару самое лучшее — спокойно лежать на берегу. Этвуд хотел осмотреть изнутри возвышавшуюся в центре старинную церковь, однако из-за ходившей за ним по пятам собаки был вынужден отказаться от этого намерения.
— Он так и будет постоянно сопровождать тебя? — ехидно осведомился Джеймс на обратном пути.
— Он хороший пес, просто ему хочется иметь хозяина. Правда, Тимми? — Ньюфаундленд зашевелился и втиснул морду между Этвудом и Джеймсом. — Тимми, лежать! — Пес послушно улегся. — Видишь, понимает — он принадлежал англичанину или американцу. Потерялся, должно быть.
Возле поворота Джеймс попросил остановиться и достал кинокамеру.
— Сниму отсюда бухту, красивое место. Как-нибудь потом поднимусь на скалу за нашим коттеджем, оттуда должны быть видны все окрестности. Как ты думаешь, туда можно забраться?
— Да, если подниматься не от моря, а ближе к дороге. Со стороны моря очень круто, почти отвесный обрыв. Кстати, Гросси предупреждал, что нырять оттуда нельзя, на дне крупные камни.
Пока Джеймс снимал, мимо проехало такси, а когда они добрались до спуска, такси уже стояло возле самого дальнего коттеджа.
— Наши ряды пополняются, — с усмешкой заметил Этвуд.
— Какого черта они сюда притащились? Хотел бы я сейчас посмотреть на физиономию того субъекта, который уверял меня, что более безлюдного места не сыскать на всем побережье. Какая бесстыдная ложь!