Тихоня вышла на охоту
Шрифт:
Помнила вопли соседа и соседки, как Кира стонал и корчился в траве — она сидела рядом с ним и за руку его держала. Потом вокруг все замигало и вой сирены оглушил. Врачи, пожарные, мужчины в форме, все суетятся, говорят, а ей так плохо, так хочется домой, в кровать, закрыть глаза и чтобы все исчезло, и чтобы стало хорошо, комфортно, сухо и уютно!..
Дом начали тушить, но он успел сгореть почти дотла. Какое было пламя! Огромным пиком поднималось выше крон и освещало все вокруг, нещадно обжигая жаром. Но вот остатки дома погасили: они осыпались в золу. Врачи Кирилла окружили и немедля увезли. Лину немного допросили, она могла хотя бы связно говорить — а после и ее отправили в больницу. В машине у нее пытались забрать свинку, девушка
Показания Кирилла следователи в расчет не взяли. От большой потери крови и многочисленных открытых ран парня только на седьмой день перевели из реанимации в палату общей терапии, и, судя по всему, у него случился тяжелый посттравматический синдром: во время дачи показаний он нес полнейший бред. Про дьяволов, про то, что мебель якобы сама летала, и что осколки сами нападали, и что вообще все произошло само.
Зато девушка внятно поведала, как именно все было:
Они сидели с Кириллом, ее любовником, на кухне, и мирно пили чай. Как вдруг ворвался в дом немолодой мужчина. По виду — с нездоровой головой. И начал все крушить, швырять, бить стекла и с осколками на них бросаться. Они спасались, как могли, но ненормальный тип не унимался, поджег крыльцо, а их, избитых, в доме запер. Когда же они выбрались через окно, его и след простыл. Соседка тоже подтвердила, что видела искомого мужчину, но добавила, что он тут совершенно ни при чем, потому что в доме испокон времен живут одни шалавы, и что там проклятое все.
Следователи малость обалдели, составили фоторобот, разослали по участкам и мужчину объявили в розыск.
В больнице Лина провела неделю. Ждала, когда с квартиры мамы съедут съемщики жилья. В палате одолевали тягостные мысли, и время медленно текло. Зато там, наедине с собой, с нее как будто спала пелена, и глаза на все раскрылись. Она внезапно поняла, что именно творила, и поверить не могла, что сама во все втянулась. Что то, что с ней произошло, в принципе было реально. Как будто раньше в голове стоял затвор, мешающий ей видеть трезво, и, как знать, возможно, он действительно там был. Но как только дом сгорел, помутнение исчезло. Лину трясло от воспоминаний, она ненавидела себя. О боже, ну как она не догадалась раньше?!
Любовь ее и полтергейста… Ха-ха, какая к черту там любовь?! Ведь все же просто и банально: дом использовал ее, наглей всех бывших, вместе взятых. Цинично, как марионетку. Ведь что он без жильца внутри, без связи с внешним миром, без приводимых тел? Он не смог бы сам себя чинить, поддерживать в себе порядок, и просто сгнил бы, развалился. Конечно, при таких-то данных, дом делал все для ублажения жильца, чтоб удержать его внутри. И кто конкретно в нем живет, ему то вряд ли было важно. Бабушка вот тоже это поняла. Потому дом и поджигала, да только не успела довести дело до конца.
Прошла долгая неделя. Ожоги подлечились. Лина перевелась на дневной стационар и покинула больницу.
Дел навалилось — не перечесть. Восстановить все документы (спасибо тем, кто сообразил единое окно!), продать участок злополучный, купить хоть что-то из одежды, забрать свинку у подруги (отныне Солнце звали Боней), научиться жить одной. И не думать о Кирилле, потихоньку забывать — что было для нее сложней всего.
С того дня недели три уже прошло. И Лина думала о парне постоянно. С утра, как только просыпалась. И вечером, и перед сном, и ночью с ним во сне болтала, и днем, бывало, зависала, ревела иногда, а иногда — грустила. Вся музыка, все виды за окном, и мотоциклы на дороге, прохожие и даже молодой супруг подруги (который оказался не такой уж и козел) — все, вот все ей о Кирилле напоминало, и девушке казалось, что она почти сошла с ума. И Лина находила сотню дел, все чистила, скребла, искала подработку — все, что угодно, лишь бы отвлечься, но толку было ноль.
Она
Она купила томатный сок и апельсины. Долго топталась на крыльце. Смотрела на привязанную к перилам лупоглазую собачку, трепала ее по голове и набиралась смелости. Скурила, наверное, половину пачки. А время посещений подходило к концу, и Лина отважилась войти. Узнала номер палаты и поднялась на второй этаж. Прошла по белому коридору до палаты номер семь. Остановилась. И заглянула в маленькую щелку.
Увидела его. Он просто сидел на кровати, весь перевязанный, в гипсе, довольный. Но не один. Наверно, с мамой, с папой, с девчонкой, на него похожей — она сидела рядом и смеялась. И Лина рада была его увидеть, и даже очень, но подойти так и не посмела. Она расплакалась, решила, что не ждет ее никто, и что она банально здесь чужая, поставила пакет у входа и, торопясь, ушла. И не приходила больше.
Зачем?
Ведь у него же все прекрасно. Чудесная семья, не верилось ей даже, что такие существуют, чтобы все вместе на свидание ходили. Счастливая и полная. От которой можно поддержки ждать. Какая редкость!.. Да и она ему зачем? Такая… вот такая? После всего того, что было? Он не умрет без нее, она ему, наверное, и нафиг не нужна — и Лина Киру прекрасно понимала.
И сама Лина тоже, не умрет. Ну, пострадает месяц-два, потом утихнет все, пройдет. Не этого ли она хотела? Пожалуйста, вот, желание сбылось, сиди и наслаждайся.
И Лина сидела. За новеньким столом, листая прайс «Стройпарка». Ремонт затеяла, решила обои поменять. Да и отвлечься ей хотелось, и она ждала подругу, чтобы с ней вместе все стены ободрать. Она вот-вот должна была прийти.
Звонок.
Лина подбежала к двери и наспех распахнула. Вот только увидала не подругу. А руку. В гипсе. И много-много мелких швов. И волка злого на футболке. И…
Из глаз обильно слезы потекли. И спазм дыхание сдавил.
— Держи. Это тебе, — и к Лине протянулась дыня.
Она ее не удержала и уронила на пол.
— Ты… ты подстригся… — только и смогла сказать.
— Волосы немного подпалились. Ничего, они же быстро отрастут.
— Как… ты… меня… нашел… — слова совсем не шли. Их всхлипы полностью давили.
— Следователь дал наводку.
«Как хорошо, что им не стоит доверять!»
— Я видел, как ты приходила. Как раз в окно смотрел, и глядя на тебя, так захотел курить. И кстати та собачка, это был мой Гром. Правда, он милый? Его в больницу не пустили, сказали, что с животными нельзя. А потом я твой пакет нашел у входа, когда сестру с родителями провожал. Ты же мне обещала томатный сок и апельсины, я все запомнил, — затараторил быстро и невозможно улыбнулся. Так, как обычно. И тот самый хитрый прищур болотных глаз… — Он, кстати, очень вкусный был, спасибо. И апельсины тоже. А почему ты так и не вошла? Я думал, ты потом придешь, когда родителей не будет, ждал каждый день, а так и не дождался. Ну и… и вот. Надумал сам прийти. Дурак, да, знаю, только… — голос заметно задрожал. — Эй, Лин, ну что с тобой такое? Скажи хоть что-нибудь. Ну ты хотя бы рада меня видеть?..
— А ты — меня?..
— Конечно, да. Зачем-то же пришел… — сам кое-как сказал — и быстро в сторону глаза отвел. Зато рукой, той, что не в гипсе, Лину обнял, прижал к себе и влажно задышал в ее взлохмаченный затылок. Она уткнулась носом в его шею, с силой вцепилась в ткань футболки, боясь, что ей все кажется и он сейчас уйдет; потом расклеилась совсем, вся затряслась и, как ребенок, разрыдалась.