Тихоня
Шрифт:
– Хорошо, – серьезно кивнула Тмирна, – я искренне рада это слышать. Но ты не все знаешь, хотя, я уверена, изучил допросы тех, кому ведьма вернула память. И пусть в том, чем занималась Леонидия, большая часть вины Зоралды, но не только ее.
– Тмирна, ты сама минуту назад сказала, как моя покойная жена умудрилась обмануть даже вас, хотя вы ни в чем от нее не зависели. А Леонидию она подчинила полностью, все допрошенные нами сподвижники ведьмы говорят одно и то же. Все они видели, как ведьма помыкает ею, словно служанкой, но боялись даже слово сказать. Я очень благодарен Змею за убийство той дряни,
– Олтерн, я немного поразмыслила и теперь твердо уверена, что нам не стоит никому рассказывать про этот поступок графа аш Феррез, – строго произнесла Тмирна. – У Зоралды было много тайн… и вполне возможно, есть где-то люди, готовые отомстить за ее смерть. Я уже поговорила с семьей герцога Адерского и послала письмо Рози с просьбой передать приказ Наерсу и предупредить короля. Припомни всех, кому ты это рассказал, и постарайся предпринять все меры, чтобы остановить этот слух.
– Ты права, – согласился герцог, – но давай вернемся к разговору о Леонидии.
– Давай, у меня остался последний вопрос, но не сочти его бестактным. Хочешь ли ты объединить ваши жизни и на какие поступки готов ради этого?
– Тмирна, мне казалось, ты сообразительней… я много лет мечтаю всегда быть рядом с Леоной. И, разумеется, готов на все. Бросить пост советника, уехать с нею в свой самый дальний замок на берегу моря, никогда больше не появляться в столице…
– Достаточно, – подняла руки монахиня, словно перед бандой налетчиков, – увезти ее подальше и окружить самыми преданными слугами – это сейчас самое лучшее решение. Вот только пост советника бросать не нужно ни в коем случае, никто, кроме тебя, не справится со всеми проблемами и трудностями. А теперь я отвечу на тот вопрос, который ты задал мне. Зоралда приходила в монастырь просить смерти для соперницы, которая носит ребенка от ее законного мужа. К сожалению, мы не смогли найти несчастную женщину, но сумели припугнуть герцогиню обещанием, что кара за такое злодеяние будет ужасна.
– Постой… Тмирна! Я ничего не понял… какая женщина, какой ребенок?
– Женщина была твоя, Олтерн, хотя ты и уступил ее королю. И ребенок был твой. Я много лет ломала голову, почему его бывшее величество через несколько месяцев прекратил осаду своей законной супруги?! Чем таким особенным могла припугнуть или убедить его юная девушка, раз он от нее в конце концов отступился?! Ведь Георгиус знал, где она скрывается, сам отправил жену в охотничий домик под присмотром кучера и доверенных охранников и потом тайно ездил уговаривать.
– Ребенок? – Герцог был бледен, и его руки дрожали, – Тмирна, это тот мальчик, которого Арвельд увез из поместья?!
– Да, герцог с первого взгляда понял, на кого похож Тэлрод.
– О боги… где он? Где Леонидия? Тмирна, я сейчас с ума сойду… где?!
– Здесь, – тихо сказала монахиня, показывая на неплотно закрытую дверь в спальню, – ждут.
И, собрав свои бумаги, торопливо направилась к двери.
– Тмирна… – Вскочивший с кресла герцог, по праву считавшийся одним из самых храбрых мужчин королевства, растерялся, как паж на первом балу, совершенно не представляя, как встретится с выросшим без него сыном.
Проводив монахиню смятенным взглядом, Олтерн выхватил платок,
– Войдите… – раздался за дверью такой же несмелый ответ, и герцог, проглотив вставший в горле комок, отчаянно толкнул дверь.
Они сидели прямо напротив входа, на краю застланной постели, грустная молодая женщина с пепельными волосами и бледный худенький мальчик, и смотрели на Олтерна одинаковыми серебряными глазами. В этих ожидающих глазах светилось столько настороженной надежды, затаенного страха и растерянности, что герцог задохнулся от нежности и любви, желания схватить их и надежно спрятать, укрыть от всех несчастий и всех бед.
– Леонидия… счастье мое… – Он ринулся к этим таким еще незнакомым, но уже таким родным людям, подхватил на руки поднявшуюся навстречу женщину, стиснул в объятиях, теряя и букет, и шкатулку. – Наконец-то я вас нашел.
– Олт… – всхлипнула она куда-то ему в шею, – поставь меня, тяжело же…
– Не могу. – Он нашел ее губы, прильнул к ним как к драгоценной святыне, бережно и нежно, и, почувствовав, как они тотчас дрогнули, потянулись к нему в ответ, облегченно выдохнул.
Вот теперь все у них будет хорошо, раз она так же тосковала по его поцелуям, как он по ее глазам, по ее голосу и смеху. И у них есть сын… драгоценный дар ее любви, который эта хрупкая женщина сумела сохранить в такой тяжелой обстановке, в какой его потеряла бы тысяча других женщин. Вряд ли проклятая ведьма не пыталась напоить кузину какими-нибудь гадостями. Олтерн еще раз нежно коснулся губ любимой и шепнул:
– Извини, я посажу тебя на минутку, – и скрепя сердце выполнил это обещание, но так и не выпустил из руки ее ладошку. Присел на корточки перед Тэлродом и протянул ему вторую руку: – Прости меня, сынок, что я так долго не приходил. Но если бы хоть слово… хоть намек… – Он яростно скрипнул зубами. – Ему очень повезло… Если бы я уже не присягнул Лоурдену, искали бы сейчас другого советника.
– Олт… прости… но мы слышали ваш разговор, – нежно гладя его второй рукой по лицу, призналась Леонидия, – это было мое условие… Зора отучила меня верить людям. И я согласна с настоятельницей насчет советника… и про замок. Мне так хочется пожить где-нибудь спокойно… а ты сможешь приходить, когда захочешь.
– А если я не захочу уходить? – жадно вглядываясь в ее глаза, с лукавинкой спросил Олтерн и вспомнил про подарки. – Вот… эти цветы только для тебя. А вот браслеты, и пока ты не скажешь «да», я не отпущу твою руку.
– Я скажу «да», только не отпускай, – кротко согласилась Леонидия, но сквозь эту покорность герцог расслышал застарелую тоску.
И немедленно сел между любимой и сыном, обняв обоих так, как ему хотелось с первого мгновения, крепко и бережно прижал к себе и зажмурил на миг глаза, не в силах поверить своему счастью.