Тим
Шрифт:
В кабинете гинеколога она спокойно объяснила ситуацию.
— Я не могу позволить себе риск забеременеть, сэр; думаю, вы понимаете, почему. Полагаю, что вам придется госпитализировать меня, чтобы перевязать трубы, поэтому я подумала, что пока вы этим всем будете заниматься, вы могли бы помочь и в другом. Дело в том, что я девственница и не могу подвергать опасности мои взаимоотношения с мужем, что случится, если я проявлю малейшие признаки боли. А начинать сексуальную жизнь в моем возрасте, как я
Гинеколог быстро прикрыл лицо рукой, чтобы скрыть невольную улыбку. По своей профессии он очень хорошо был знаком с этим типом женщин, ибо много таких Мэри Хортон работало в госпиталях Австралии. Преданные своему делу, старые девы, они везде одни и те же, подумал он. Быстрые, практичные, раздражающе уравновешенные, и, тем не менее, где-то в глубине души все-таки женщины — гордые, чувствительные и до странного мягкие. Справившись, наконец, с собой, он сидел, постукивая пером по столу.
— Думаю, я согласен, мисс Хортон. А теперь будьте добры, пожалуйста, пройдите за ширму и разденьтесь. Сестра принесет вам специальную одежду.
К субботе Тим оставался единственным, кто не был посвящен в ее планы. Она попросила Рона ни словом не упоминать об этом, но отказалась ехать в коттедж с одним Тимом.
— Конечно, ты поедешь с нами, Рон, — сказала она твердо. — Почему должно быть по другому? Мы еще не женаты. А я смогу пойти с ним куда-нибудь и все ему рассказать.
Случай представился днем. Рон решил прилечь и, подмигнув Мэри, удалился в спальню.
— Тим, почему бы нам не пойти на берег и не посидеть на солнце?
Он сейчас же вскочил, сияя во весь рот.
— О, как хорошо, Мэри. Тепло, и можно поплавать, а?
— Не думаю, но это неважно. Я хочу поговорить с тобой, а не плавать.
— Я люблю говорить с тобой, Мэри, — признался он. — Так давно мы с тобой не говорили.
Она засмеялась:
— Не преувеличивай. Мы все время говорим.
— Но не так, как тогда, когда ты говоришь: «Тим, я хочу поговорить с тобой». Это лучше всего, и это значит, что ты собираешься сказать что-то действительно хорошее.
Ее глаза широко открылись.
— А ты догадливый! Ну пошли, дружок, не теряй времени!
Трудно было отделаться от делового ритма последних дней, и некоторое время она сидела на песке и молчала. Без деловитой четкости и энергии ей не удалось бы справиться со всеми возникшими проблемами. Ведь заметь она в себе малейшие признаки робости и смущения, все кончилось бы катастрофой. Сейчас же твердость была совсем не нужна.
— Тим, ты знаешь, что такое женитьба?
— Я думаю, да. Это как мама и папа, или то, что сделала моя Дони.
— Можешь еще что-нибудь об этом сказать?
— Ну-у, я не знаю! — он запустил пальцы в свои густые золотистые волосы. — Это значит, ты
— Отчасти, — она повернулась к нему. — Когда ты становишься взрослым, то в конце концов встречаешь кого-то, кто тебе так нравится, что ты хочешь жить с ним, а не с мамой и папой. И если этому человеку ты нравишься так же, вы оба идете к священнику или к судье и там женитесь. Вы оба подписываете бумагу, и это значит, что вы поженились и можете жить вместе до конца жизни, не оскорбляя Бога.
— Это действительно значит, что можно жить вместе до конца жизни?
— Да.
— Тогда почему я не могу жениться на тебе, Мэри? Я хочу жениться на тебе, я хочу видеть тебя одетой, как принцесса, в белое длинное платье, как Дони или как мама на ее свадебной фотографии на туалете в спальне.
— Многие девушки действительно надевают длинные белые платья, когда они выходят замуж, Тим, но не длинное белое платье делает тебя женатым, а подписанный документ.
— Но мама и Дони были в длинных белых платьях! — упорно утверждал он, зачарованный этой идеей.
— Ты действительно хотел бы жениться на мне, Тим? — спросила Мэри, пытаясь увести его от мысли о длинном белом платье.
Он энергично кивнул, улыбаясь ей:
— О, да, я очень хочу жениться на тебе, Мэри. Я смогу жить с тобой все время, мне не надо будет идти домой в воскресенье вечером.
Река текла вниз к морю, журча и плеща о берег; Мэри отогнала от лица назойливую муху.
— Ты больше хотел бы жить со мной, чем с твоим папой?
— Да, папа принадлежит маме, он только ждет, когда уйдет и будет спать с ней под землей, правда? А я принадлежу тебе, Мэри.
— Твой папа и я говорили о тебе тогда вечером, после того, как мы вернулись с тобой от мистера Мартинсона. И мы решили, что будет хорошо, если мы с тобой поженимся. Мы очень беспокоились о том, что будет с тобой, а в целом мире нет никого, кто был бы нам больше дорог, чем ты.
Блеск воды отражался в синих глазах Тима, и они светились и сияли…
— О, Мэри, ты так думаешь? Ты правда так думаешь? Ты выйдешь за меня замуж?
— Да, Тим, выйду.
— И тогда я смогу жить с тобой, я смогу принадлежать тебе?
— Да.
— Можно, мы сегодня поженимся?
Она неподвижно смотрела на реку, вдруг опечалившись.
— Не сегодня, дорогой, но очень скоро. В следующую пятницу.
— А папа знает, когда?
— Да, знает. Все уже подготовлено.
— И у тебя будет длинное белое платье, как у мамы и у моей Дони?
Она покачала головой:
— Нет, Тим. Я не смогу. Ради тебя я бы хотела надеть длинное белое платье, но чтобы его сшить, уйдет много времени, а твой отец и я не хотим ждать так долго.