Тимур. Тамерлан
Шрифт:
Джафар ибн-Харани, тяжело вздохнув, сказал:
— И от этих людей ты бросился к другим, ты свёл дружбу с Абу Бекром.
— Свёл.
— Но он же простой неграмотный трепальщик хлопка.
— Но при этом умный, решительный и бесстрашный человек. Его авторитет среди ремесленного люда непререкаем.
— Это-то и плохо, — пробормотал про себя верховный мераб.
Хозяин дома продолжал:
— А Хурдек и-Бухари?
— Что Хурдек и-Бухари?
— Ты не можешь не знать, что это за...
Маулана Задэ рассмеялся:
— Разбойник, обыкновенный разбойник с большой бухарской дороги. Вернее, нет,
Джафар ибн-Харани недовольно поморщился:
— Но это же...
— Я ещё не всё о нём сказал. Прошу заметить, что стрелы свои он выпускает только в чагатаев.
— А в кого он будет их выпускать, когда чагатаев не станет? — опять себе под красный нос проговорил верховный мераб, но на этот раз Маулана Задэ отлично расслышал его слова. Удивление отразилось на его непривлекательном лице.
— Вот вас что заботит!
Сухощавый старик качнулся на месте, скрипя закостенелыми суставами.
— Не гневайтесь, верховный смотритель арыков и каналов. Не станем углубляться в будущее, это бесполезно, как и размышление о вреде, который могут принести шипы ещё не выросших роз.
Али Абумухсин, лучше других видевший, насколько близко подошёл разговор к обрыву ссоры, вмешался с несвойственной ему торопливостью:
— Верно, верно. Сначала надо выгнать чагатаев.
— В этом мы едины. Речь, по-моему, идёт только о цене, которую придётся за это уплатить, — сказал ковровщик Джавахиддин.
Маулана Задэ опять потянулся к чашке с щербетом.
— Если кто-то хочет узнать, что думаю на этот счёт я, то вот что скажу: любой ценой!
Среди присутствующих преобладали люди купеческого сословия, а те, кто не были купцами, всё равно отлично умели считать деньги. Для них это заявление было совершенно неприемлемым и по сути, и по форме.
— То есть как — любой ценой?
— Не понимаю, у всякой вещи есть цена...
— Так не бывает!
— Так нельзя!
Маулана Задэ эта вспышка беспредметной алчности явно забавляла.
— Я хотел сказать, что за такое дело, как изгнание чагатаев из Мавераннахра, можно заплатить сколько угодно денег, всё равно сделка окажется выгодной.
Джафар ибн-Харани подлил гостю сладкого напитка:
— Твои слова выглядят слишком расплывчатыми, отвлечёнными, а мы — люди земные, мы все привыкли щупать руками.
— Но ум ведь тоже на что-то дан человеку Аллахом, в его возможностях ощупать то, что не в силах ощутить самые тонкие пальцы.
— Это всё слова.
— И это говоришь ты, о учитель, сам учивший меня приёмам словесного убеждения?
— Учил, не скрою, и вижу, что усвоил ты многое, но не совсем правильным образом применяешь усвоенное.
Маулана Задэ развёл руками:
— Послушай, сейчас мы не станем обсуждать, по скольку тысяч дирхемов каждый из достойнейших граждан Самарканда, присутствующих здесь, должен будет внести на... чтобы в конце концов сбросить ненавистное владычество. Важно, чтобы все поняли — без этого не обойтись. Воистину, это важно. — Маулана Задэ провёл руками по своей редкой бородёнке.
Али Абумухсин пристально смотрел на своего ученика, как бы стараясь понять, что всё-таки у того на уме.
— Но цена — это не просто кошель с монетами.
Маулана Задэ ответил пристальным взглядом на пристальный
— А что ещё?
Мулла вздохнул, он собирался с силами, он был неуверен, что стоит заводить этот разговор.
— Я слушаю с вниманием и почтением, о учитель!
— Ты пришёл на нашу встречу в облачении шиитского дервиша.
Маулана Задэ в подтверждение этих слов поднял колпак, лежавший рядом с коленом.
— Но ходят слухи — я буду рад, если они окажутся злонамеренными, — что и другие дервиши, не только шиитские... проще говоря, болтают, будто ты знаешься даже с марабутами [34] .
Ни для кого из гостей сказанное не было новостью, но повергло всех в оцепенение.
— Что ты скажешь на это, Маулана Задэ?
Положив треугольный колпак на место, молодой гость медленно похлопал себя ладонями по рябым щекам.
— Скажу, что Самарканд — большой город и в базарной толпе здесь можно встретить кого угодно.
34
Марабуты (араб.) — аскеты, готовившие себя к войне за веру. Жили в особых укреплениях — рибатах. В средние века составляли объединения, подобные суфийским братствам. Марабуты стали основателями династии Аль-Маравидов в Северной Африке и Испании.
Али Абумухсин усмехнулся:
— Думаю, ты сам понимаешь, что твой ответ выглядит уклончивым.
— Понимаю. И дам другой, но уже готов к тому, что и он вам покажется не слишком прямым.
— Но тем не менее говори.
— Я всем сердцем ненавижу чагатаев.
Помощник городского казначея вытащил изо рта мундштук кальяна и сказал:
— Понимаю, из этих слов следует непременный вывод: для того чтобы чагатаев прогнать, наш гость готов пойти на союз с кем угодно, даже с марабутами.
Маулана Задэ обвёл присутствующих немигающим взором.
— Хоть с самим шайтаном.
— Вот разговор о цене и закончен, — прошептал верховный мераб и опять скрипнул суставами.
Туго соображающий ковровщик Джавахиддин вмешался в разговор и забормотал, пытаясь заглянуть в глаза то хозяину дома, то помощнику казначея, то верховному мерабу:
— Но ведь я слышал, что марабуты — убийцы. Все до единого. И ещё я слышал, что они водили дружбу с самим Старцем Горы [35] .
35
Старец Горы. — Так называли вождя исмаилитов (религиозное течение у мусульман-шийтов) Хасана ибн ас-Саббаха. Исмаилиты захватили ряд крепостей в Иране и на Ближнем Востоке, и в самой неприступной из них — Аламут, построенной на вершине горы, обосновался ибн ас-Саббах. После его смерти в 1124 году его дело продолжили преемники, которые впоследствии объявили себя имамами и передавали власть уже по наследству. Против исмаилитов долго и безуспешно боролись самые различные государи мусульман, но их власть, основанная в основном на политическом терроре, продержалась до конца XIII века, когда монгольские властители разрушили последнюю крепость поборников веры Исмаила.