Тимуровцы
Шрифт:
– Инга, моя хорошая, скажи, где вы взяли адрес для своих тимуровских заданий? – непривычно ласково поинтересовалась Лина, когда она тихонько закрыла за собой дверь.
– Катя дала. Старшая пионервожатая.
– Позовите Екатерину Васильевну. И пусть список свой тимуровский захватит, – крикнула секретарше Лина, после чего вновь заговорила с Ингой «добрым» голосом:
– Что вы делали на Первой Строительной?
– Помогали Аделаиде Ефимовне.
–
– В магазин ходили. Прибирались.
– Сколько раз?
– Не помню.
Инга прекрасно помнила, что толком прибрались они лишь однажды, а до магазина так и не дошли. Но к чему такие признания? Чтобы в милиции узнали, как плохо ведётся в школе тимуровская работа? Просто из рук вон!..
– Часто ходили на Строительную? Каждый день?
– Раз в неделю, по средам, после пения… Иногда в пятницу.
Пришла Катя со списком адресов.
– Вот. Первая Строительная, 15, – протянула пионервожатая листок директрисе.
– Врешь! – возмутилась Инга.
Впрочем, исправленный номер дома в адресе заметили и без неё.
– Вот же фамилия написана: Аделаида Ефимовна Вяземская-Нагая! – ткнула пальцем в листок Инга, – Всё правильно. Тот адрес!
Катька покраснела до ушей.
– Ну и фамилия! – изумился один из милиционеров, – А чем, позвольте узнать, эта ваша Вяземская-Нагая заслужила особый почет и уважение пионеров?
– Инга, у Аделаиды Ефимовны хранились какие-нибудь награды? Или медали? – нахмурила брови директор.
– Нет, конечно.
Чего-чего, а вот военных медалей, орденов и грамот за победы в социалистических соревнованиях на Первой Строительной не водилось.
– Там были старинные вещи. Карты, статуэтки, книги, чучела… – уточнила Инга.
Она чувствовала, милиционеры надеются услышать что-то толковое, но решительно ничем не могла помочь следствию.
– Вот-вот. Чучела и есть, – укоризненно буркнул милиционер.
– Откуда вообще взялся этот адрес в Совете дружины? – продолжала допытываться Лина у старшей пионервожатой.
Та, хоть и не понимала, как адрес, заинтересовавший милиционеров, может повлиять на показатели в работе школьной пионерской организации, на всякий случай темнила:
– Гайдаровцы принесли. После подомового обхода пришкольного участка. Бабушка жила одна, актив Совета дружины решил, что помощь тимуровцев ей необходима. Гражданка была согласна, жалоб на ребят не поступало, – вещала Катька, лучась ответственностью.
– Понятно, понятно. Молодцы. Ступайте на урок, девочки, – одновременно закивали головами сотрудники.
Лина выпроводила обеих из кабинета и плотно прикрыла дверь.
– Там было № 13 написано. Я же помню, – повернулась
– Отвяжись – зло прошипела та, и бегом унеслась в пионерскую комнату.
Аллея, убегавшая вдаль, напомнила Инге пустой школьный коридор. На другой стороне улицы высился недавно построенный храм. Новый, возведенный на пожертвования местных бизнесменов, ярко расписанный эклектическими элементами допетровского зодчества, он выглядел куда внушительней стареньких европейских церквей и костелов. Металлическая ограда, установленная по периметру, открывала взору прохожих аккуратный церковный дворик. К своему удивлению, в мужчине, подстригающем кусты, Инга сразу узнала Илью Слепцова. Того самого, которого мальчишки звали Крещёным. Илья тоже узнал её и, широко улыбаясь, направился навстречу.
– Здравствуй, Инга. Не поверишь, с тех пор как вернулся, из знакомых встретил пару-тройку человек. Кругом новые лица.
– Здравствуй. Совсем не изменился.
– Ты тоже.
– Чем занимаешься. Слышала, у тебя всё неплохо складывалось в Новосибирске.
– По-разному бывало. Пошли, присядем. Так приятно тебя видеть.
Они сели на скамейку у храма.
– Рассказывай, как ты? Все хорошо? Не жалеешь, что вернулся.
– Я не привыкни о чём жалеть, но боюсь, не всем мой приезд по вкусу и скоро вновь придется продолжить поиски места под солнцем. Одним словом, проблемы присутствуют и в храме господнем. Как твои дела? – с улыбкой произнес мужчина.
– Такая же ситуация, – неопределенно усмехнулась Инга.
– Не удивительно. Сделка-то оказалась не самой выгодной.
– Ты о чём?
– Сама знаешь…
Инга и Илья, не сговариваясь, умолкли. Прошло столько лет с того дня! Теперь уже и не разберешь, что действительно произошло, а что домыслило детское воображение. Только вот… «Гусей-лебедей» показали они не только всей школе. Их всю осень приглашали выступить то в детском садике, то в библиотеке, а то и на дворовых эстрадах, уже пахнущих ноябрьскими холодами. Даже на городском смотре самодеятельности заняли, помнится, какое-то место…
К Катьке с просьбой поставить сказку на большой школьной сцене Инга и сунуться не посмела. Собрала в комочек всю решимость и направилась прямиком к Лине! В приёмной никого не было, а из директорского кабинета слышались громкие голоса. Инга не собиралась подслушивать, но попробуйте не услышать бас Бормана, которым тот легко перекрикивает всю школу в актовом зале!
– Они там у себя в милиции сами не знают, кто такая эта Вяземская-Нагая! Одни говорят, будто бывшая купчиха. Сбежала, мол, из Ленинграда в Сибирь после революции в 1917-м. Другие утверждают, что раскулаченная. Враг народа, так сказать. Третьи уверяют, мол видели документы об освобождении из тюрьмы, и там старуха проходит как обычная уголовница-рецидивистка. Неоднократно осуждена и отсидела срок не то за хищение, не то за растрату социалистической собственности. А в одной секретной бумажке пометка: «бывшая связная белогвардейской армии Колчака». Лично видел! Вот сами и думайте, что – правда. Одно скажу, как преподаватель географии: не могла она во всех этих местах побывать одновременно! У погибшей ни родных, ни документов, ни прописки! И ещё, – понизил голос учитель, и слова его зазвучали ещё отчётливей, – Обгоревший труп – не человеческий! Говорят, какое-то крупное животное… Куда делась сама гражданка Вяземская-Нагая, никто не знает!