Тингль-Тангль
Шрифт:
Васька. Это была Васька. Минина строптивая сестра, психопатка и истеричка, вызывающе счастливая в любви. Вот только ее голос звучал сейчас совсем не счастливо.
– Васька? Откуда ты… – Мика всего лишь хотела спросить: «Откуда ты узнала мой телефон», а может: «Откуда ты звонишь», так ли уж важен был сам вопрос, если ей ни с того ни с сего позвонила Васька, которая, по слухам, распространяемым двумя ганзейскими коггами, хотела ее убить. Даже если бы на другом конце провода прорезался кайенский перец, Мика удивилась бы меньше.
Гудение и свист в трубке раздражали
– Васька… Тебя очень плохо слышно… Какой-то шум… Что случилось, Васька?
Проклятая аэродинамическая труба!..
– Что же ты молчишь, Васька?
Наконец-то она заговорила! Дрожащим голосом маленькой девочки, маленькой Васьки, которая когда-то, во время их воскресных шатаний по зоопарку, до смерти испугалась гиены. Но смысл того, что сказала Васька, не сразу дошел до Мики, а когда дошел…
– Я никого не хотела убивать, – медленно, очень медленно произнесла ее давно взрослая, а не маленькая сестра, психопатка и истеричка, нимфоманка, недееспособная распадающаяся личность; шлюха, счастливая в любви. – Это произошло случайно…
Убивать. Убивать. Почему-то все говорят об убийстве намного охотнее, чем о любви.
– О чем ты, Васька?!
– Я не хотела… Убивать… Мне нужна помощь… – Васькин голос становился все слабее и слабее.
– Кого ты убила?! – закричала в трубку Мика.
– Мне нужна помощь… Очень нужна, Микушка… МИКУШКА.
Это был запрещенный прием. Васька воспользовалась им лишь однажды, уже будучи половозрелой особью, правда, успела ли она к тому времени стать шлюхой, Мика не знала. Но тогда речь шла всего лишь о деньгах на билеты в Питер. А сейчас… Сейчас она произнесла «убить», нет-нет, Мика странно волнуется, и поэтому вырывает слова из контекста, а Васька сказала: «Я никого не хотела убивать, это произошло случайно…»
Она не хотела убивать, но убила. Это произошло случайно, но она убила. Убила – кого?..
– Я ничего не понимаю! – в отчаянии закричала в трубку Мика.
– Мне нужна помощь, – Васькин голос безвольно болтался в трубке, как в полынье, цеплялся пальцами за обламывающиеся края. – Зайди в мастерскую, и ты все поймешь…
После «ты все поймешь» втрубке наступила тишина.
Разговор окончен.
Мысли в Микиной голове путались и разбегались, она пыталась ухватиться хотя бы за одну из них – безуспешно.
Васька кого-то убила, хотя не хотела этого.
Васька что-то оставила в мастерской.
Васька просит о помощи.
«Мне нужна помощь. Мне нужна помощь. Очень нужна, Микушка».
Дело совсем не в МИКУШКЕ и не в том, насколько фальшиво или насколько искренне это прозвучало. Дело в том, что Васька в беде.
Вот ты и попалась, хотелось думать Мике.
Не
Любишь кататься, люби и саночки возить, хотелось думать Мике.
Разбирайся с собой сама, психопатка, хотелось думать Мике.
Хотелось, но не думалось. Никакая она не психопатка, Васька. Бедная, маленькая, обиженная девочка.
МНЕ НУЖНА ПОМОЩЬ.
Впервые за всю жизнь Ваське понадобилась Микина помощь. Боже мой, как же она мечтала об этом! Она мечтала научиться танцевать аргентинское танго – специально для Васьки. И арендовать трамвай «Желание» – специально для Васьки. И прочесть ей дневники птицы Кетцаль, и дневники мотоциклиста, и дневники путешествующих по галактике автостопом… А ночи, проведенные возле Васькиной постели, когда она крепко держалась за спящую смуглую ручонку, боясь выпустить ее хотя бы на минуту?
Ваське нужна помощь.
Очень нужна.
Не двадцатилетней стерве, истеричке и психопатке – малышке Ваське, обладательнице дерзких проволочных волос, розовых пяток и пижамки со смешными медвежатами.
Мастерская.
Васька что-то говорила о мастерской.
…Мика не входила в мастерскую семь лет, но попала в нее без труда. Всего-то и надо было, что легонько толкнуть дверь ладонью. Давай, Мика! Ты же храбрая, не нужно ничего бояться, тебе здесь все знакомо, хотя и основательно подзабыто.
Гипсовая лошадь Рокоссовского.
Гипсовая лошадь Тамерлана.
Гипсовые же рабочие, колхозники и девушки с веслами, деревянные физики-ядерщики и сталевары, и только великий писатель Антон Павлович Чехов был воссоздан из мрамора, но на то он и Чехов.
В мастерской царил полумрак, но очертания предметов все же просматривались: платяной шкаф у двери, старое дедово кресло, еще одно кресло авангардного дизайна (видимо, купленное самой Васькой), широкая кровать или, скорее, ложе (тут Мика поморщилась) с набросанной на нее горой барахла (Васька, да ты неряха, драть тебя некому!), телевизор против кровати, подключенный к нему DVD-проигрыватель с горой дисков. На плохо отпечатанных обложках – сплошь леденящие кровь названия:
«Голубые девушки»,
«Невесты-эльфийки»,
«Сливки первой ночи».
При желании Мика тоже может внести свою лепту, пропихнув в лузу беспроигрышный шар «Страстные учителя-чудовища».
«Я не смотрю мультипликационное порно. Я считаю, что ничего, более ублюдочного, не существует».
Очень трогательно и, главное, соответствует действительности.
М-да…
Мика прошлась по мастерской, удивляясь тому, насколько мало здесь Васьки, нельзя же всерьез считать проявлением индивидуальности кровать и телевизор в ее ногах. Бедная, бедная моя малышка, чертова мастерская так и не стала для тебя домом. А ведь у тебя есть дом, родная моя, он совсем рядом, за стеной…