Тиран
Шрифт:
– Но он вспоминал всегда. Ногой открывая двери, он начинал издевательства по два и три часа. Мать была рада этому. Когда он бил и называл пидором меня, он не бил и не называл шлюхой ее. К тринадцати годам я привык к боли и страху. Я мучился кошмарами, боялся подходить к окну – меня могут увидеть с улицы и кричать мне: «Эй ты! – крикнул громогласно Никита. – Эй, вафлер! Пидоооор! Гасишься пидор?»
– Мне жаль, Никита… – Балу расплакался, повиснув на цепях.
– А потом… – Никита выдержал паузу, глядя на стену, как на экран, в котором отражалось его прошлое. – Потом отец научился называть меня также: «Вафлер!» Его злило,
– Скажи, Слона тоже ты убил?
Никита улыбнулся.
– Слон? Он был так стар, что едва смог меня припомнить. Но он вспомнил. Его я нашел в доме его сына. Вся семья была уничтожена. Сучье семя! По моему приказу с его двоих внуков с живых была содрана кожа и из нее сделан плащ. Я заставил старика надеть его и плясать под песню «Золотые купола». Он плясал. Потом его разбил инсульт. Это не входило в мои планы. Он не мог встать, но мог говорить и слышать, и понимать. Я сделал его рот туалетом для бомжей. К его рту был приделан шланг, и он ел и пил то, чем бомжи ходили по нужде. Так и сдох от интоксикации и отравления. И тюремное прошлое не спасло его.
– Это ты похищаешь людей из Майского?
– Не только из Майского. По моему приказу в тюрьмах выбирают здоровых уголовников. Они проходят анализы и их привозят сюда. Я питаюсь их мозгами. Знаешь, как это? Делается анестезия. Намеренно, чтобы он ничего не понимал. В черепе просверливается дырка и в мозг вставляется трубка, сзади, что он и не чувствует ее и не знает о ней. После спортивной тренировки, я предпочитаю белковый коктейль. Меня он ждет всегда свежий. Я высасываю из трубки мозг, при этом беседуя с жертвой. Он отвечает мне на вопросы и я вижу, как он изменяется. Сначала его речь становится сбивчивой, потом он перестает видеть, потом слышать или наоборот. Потом он перестает говорить. Потом он становится «овощем». Потом я допиваю остатки мозга, когда его обладатель уже мертв.
Глаза Балу наполнились почти безумным страхом. Никита расстегнул рубашку и показал мускулистую грудь, поросшую густыми волосами во впадине между двумя дисками грудных мышц. Мощные соски мужчины сразу бросались в глаза. Под ними подобно панцирю – мощный пресс живота.
– Вот, где души этих людей… – и Никита рассмеялся. – Я высосал их в себя и они стали мускулами моего тела.
Двери открылись. В помещение вошел дворецкий. Высокий и спортивный мужчина, бывший стриптизер. Подойдя к господину, он шепнул:
– Они прибыли. Гость тут и ожидает в холле.
Никита кивнул. Обернувшись к Балу, он сказал:
– Андрея помнишь? Павленко? Ну как ты мог забыть? Это же он обо мне настучал…
– Помню, – кивнул Балу.
– Он тут. Он ждет меня, – Никита улыбнулся и прошептал слова, словно тайну. – Калигула как раз оголодал и ты его накормишь. Калигула – это мой медведь. Он – людоед, как и я, как все мои слуги.
Балу с ужасом посмотрел на дворецкого. Тот кивнул утвердительно и улыбнулся с издевкой.
Они оба вышли и забрали с собой Арину, красивую и холодную как лед женщину с обложек модных журналов. Свет погас и Балу остался в темноте с трупом своей дочери. Его сдавленный плачь был единственным звуком, нарушавшим тишину.
4 Адское солнце
Андрея ввели в огромный зал, стены которого были темны. Он ощутил себя
Зал потопал во мраке. Лишь три свечи на накрытом по-королевски столе освящали его. Но они были бессильны против обитавшей тут тьмы. Стены зала были расписаны фресками, выполненными на заказ итальянским художником по технологии средних веков. Невозможно было в таком полумраке рассмотреть, что на них, а если бы удалось, то лицо гостя залилось бы краской стыда, а в трусах почувствовалось противоречащее совести возбуждение. Там была оргия: демоны и женщины.
На центральной стене – о, Боже! Там огромный диск, обрамлявший перевернутую Пентаграмму с головой козла в ней. Барельеф создан из стекла и светит красным светом, подобно Адскому Солнцу. Светит, но не освящает. Справа и слева колонны, у которых стоят статуи демонов. Каждая выше человеческого роста. Все они стоят, словно стражники в разных позах для атаки. Острые клыки в их пасти готовы загрызть любого из ангелов. Все здесь подавляет. Все здесь готово раздавить любое самолюбие и любую самооценку обрушить, словно ветром шапку с головы.
Музыка тут раздавалась особенная. Это был симфонический дет-металл. Он играл не громко, как обычно играет блюз в ресторанах. Как ни странно, но эта музыка совершенно вписывалась в инфернальную атмосферу этого зала и всего дворца. Тут что не зал, что ни коридор – то как в музее. В музее готики и ужасов.
На почетном месте за столом сидел Он. Узнать в этом широкоплечем и статном мужчине забитого и запуганного ребенка было невозможно. Он поднялся и подошел к гостю вплотную. Его рост был выше Андрея на пол головы. И сам стан и все движения его, его взгляд – все было схоже с этим дворцом и царившем в нем интерьером. Андрей растерял последние крохи смелости. Ему хотелось упасть и молить о прощении. Лишь чудо не давало ему дойти до такой крайности. Никита протянул ему руку для рукопожатия. Рука Никиты Тамбовцева. Рука денег и оружия. И он умеет это соединять. Принадлежащие ему заводы, фабрики и банк растят свою мощь под его строгим наблюдением.
Андрей посмотрел в темные глаза хозяина и пожал ему руку.
Неужели он простил? А простил бы я? – такие вопросы мучили гостя, не давая ему успокоить свою тревогу.
Глаза их вновь встретились, руки сжались в рукопожатии. Глаза Никиты. Глаза человека, не знающего жалости. Они много видели и могут видеть человека насквозь. Глаза человека, у которого не следует искать сострадания. Даже улыбка, обнажившая белые волчьи зубы, не смогла сгладить этой суровости взгляда.
– Ну, здравствуй Андрей! – Никита обнял его и похлопал по плечу. – Ты что? Дрожишь?
Андрей ощутил стыд. Этот жест Никиты явно был искренним. Он не мог быть поддельным. С Андреем никто не поступал так же, как он поступил с Никитой и ему не были известны глубины человеческого лицемерия. А Никита играл с ним, как хищный самец рыси и пойманной мышью. Палевой мышью.
Но этот голос. Голос другого человека, не такого, какие окружают Андрея. Голос человека, который живет совершенно другой жизнью, в совершенно другом измерении. Голос человека, который позволяет себе все, что захочет. Голос человека, который знает, что решение о жизни и смерти можно рассчитать как доллары на банковском счету. Голос человека денег, власти и влияния.